Урок вечной молодости

Умер Эдуард Лимонов. И, в принципе, дальше можно и не продолжать, потому что все сказано тремя словами, из которых первое слово плохо сочетается с двумя другими.

Умер Эдуард Лимонов, что лично меня задело, хотя, признаться, я редко оплакиваю почивших знаменитостей в общем хоре. Но Лимонов был не из тех переживших свое время VIP-персон, смерть которых - лишь долгожданный повод о них вспомнить.

Лимонов до последнего момента жил с нами, жил ярче и значительнее нас. Вот вчера он ругался с Захаром Прилепиным, до Прилепина еще с кем-то ругался, что-то доказывал, от чего-то открещивался, скитался, сходился и расходился с женщинами, издавал книгу за книгой… Словом, жил безостановочно, как будто только разогнался жить, и казалось, что число 77, обозначавшее его текущий возраст, ничего особо не значит, что здесь просто сочетание двух счастливых цифр.

Умер последний русский писатель, который мог бы с полным правом претендовать на Нобелевскую премию. Причем даже не по уровню своей беллетристики - тонких стилистов у нас пруд пруди, - а по масштабу своей личности. Он и только он был ровней предыдущим отечественным нобелиатам. Да он и сам, не страдая ложной скромностью, так себя мыслил. После Бродского и Солженицына, говорил он, остался я один.

Нельзя назвать случайностью то, что все трое были эмигрантами. Русский писатель - судьба, а судьба - путь, дальняя дорога. Впрочем, обильные механические перемещения по миру до эпохи коронавируса были доступны многим писателям и неписателям, но ситуация не придавала им лимоновского масштаба. Ведь Лимонов помимо разъездов между городами, странами и фронтами - Харьков - Москва - Нью-Йорк - Париж - Югославия - Приднестровье - Абхазия и далее везде, - проделал свой внутренний путь, и он был куда грандиознее.

Просто сравните фотографии. Лимонов последних лет, тот Лимонов, к которому мы привыкли - пожилой мыслитель с бородкой, напоминающий Троцкого. Лимонов героического периода девяностых - уличный вожак с жесткими чертами лица и выбритыми висками. А молодой Лимонов - личность совсем не героическая, в круглых очках, с богемной волнистой шевелюрой и мягким взглядом. По виду - не компаньон для похода в разведку. В том Лимонове был виден ровесник Пола Маккартни. Вот кому бы создать русский The Beatles. Ахматовские сироты - Бродский, Рейн, Найман, Бобышев - были четверкой, но они не был битлами. Лимонов был битлом, но он был один. В литературе он был и остался одиночкой.

Обманчивость Лимонова в том, что он прежде всего поэт, хотя стихов написал гораздо меньше, чем прозы. Но он и в прозе тоже поэт. Ему не было интересно придумывать персонажей. Ему было достаточно того, что он придумал себя - вернее, своего лирического героя. Между ним и лирическим героем, конечно же, была трудно определимая дистанция. Был Венедикт Ерофеев - и Веничка. Был Эдуард Лимонов - и Эдичка. Но «Москва - Петушки» прямо называется поэмой, а «Это я, Эдичка» поэмой не называется, из-за чего один эпизод оттуда так навсегда и остался главным предметом обывательских пересудов об авторе.

Но в Эдичке, духовном наследнике сэлинджеровского Холдена Колфилда, трудно было увидеть Деда нацболов, уж больно велико расстояние между персонажами. Эдичка, конечно, бунтарь, но он бунтарь в свою пользу, циничный субпассионарий, индивидуалист, желающий удовольствий, славы и денег. В сущности, в годы перестройки Эдуард Лимонов, один из авторов зажигательного, матерного и циничного журнала «Мулета», тайными тропами проникавшего в Советский Союз, воспринимался в контексте той силы, которая неумолимо разрушала страну - ведь многие герои первоначального накопления тоже были субпассионариями, по-своему обаятельными разбойниками.

И вдруг в 1993 году мы увидели Лимонова во главе им самим придуманного, абсурдного по звучанию национал-большевизма. Название движения как будто бы было нарочно составлено из двух идеологических слов, наиболее ненавидимых победившей силой. И в тот момент возникает загадка, которую, впрочем, каждый волен разгадывать как пожелает: НБП было политическим или художественным проектом? Здесь результат эволюции взглядов Лимонова на политику как нечто внешнее по отношению к его писательству или эволюции его внутреннего представления о своих литературных задачах?

Примерно так же люди гадают: Онегин у Пушкина стал бы или не стал бы декабристом? Но разность между Онегиным и его автором все же больше, чем между Эдичкой (молодым негодяем, подростком Савенко) и Эдуардом Вениаминовичем Савенко-Лимоновым. Никакой Онегин не вытащил бы самого Пушкина на площадь. Повзрослевший Эдичка - вытащил и своего автора, и множество пошедших за ним молодых людей.

Я бы сказал, что в своем развитии литературная деятельность Лимонова в какой-то момент переросла его собственное я, и автор принялся создавать литературу не только из букв, но и из сограждан. Здесь опасное для писателя дело: Габриэле д’Аннунцио и Юкио Мисима не дадут соврать. Лимонова часто упрекали в том, что ради своего то ли политического, то ли скорее художественного замысла он подводил очарованных им юношей под тюремные сроки. Он оправдывался тем, что и сам сидел. Отсидка за политику - конечно, не индульгенция, но (так уж устроена наша литература) еще один белый шар в пользу несостоявшейся нобелевки Деда - и его состоявшегося бессмертия.

Да, «больше, чем поэт» - по-прежнему важно для русских. И тем более важно было для самого Лимонова, не жаловавшего чистое искусство. Как ни относись к НБП, Лимонов - писатель, создавший целую молодежную субкультуру. Много ли таких писателей? Навскидку я могу назвать Аркадия Гайдара и Владислава Крапивина. Но эхо НБП в русской идеологии и культуре звучит и в обозримом будущем будет звучать гораздо громче.

Мне не очень ловко писать про Лимонова. Когда-то он был андерграундным, потом эмигрантским тусовщиком, затем стал политиком и публицистом. Во всех его ипостасях с ним общалось великое множество людей, а я его практически не знал. Пару раз случалось сидеть с ним за одним столом - и только. Правда, есть у нас общий отрезок биографии: в течение трех лет я вместе с Лимоновым - самим Лимоновым! - сотрудничал в газете «Известия». Мы с ним пришли туда почти одновременно, в конце 2012 года, и были вычищены из состава авторов день в день, в феврале 2016-го. Мы оба сражались пером за Новороссию; но, конечно, Лимонов сражался гораздо пламеннее. И по большому счету проиграл, как и все мы.

Да, Лимонов как практический политик - сплошная неудача. И нацболы, прогремев, ничего толком не добились, и союз с Каспаровым и Касьяновым в рамках «Другой России» был довольно нелеп для него, и «Стратегия-31» быстро превратилась в нечто унылое. Лимонов-оппозиционер проигрывал раз за разом. Но и Лимонов-лоялист в итоге не вписался в систему - и тем еще прочнее утвердил себя как поэта.

Двадцатилетний Лимонов написал стихотворение, в котором он как будто бы прорицает собственную дряхлость, вживается в нее - и в самом деле, здесь угадана интонация старого, заговаривающегося человека:

В совершенно пустом саду
собирается кто-то есть
собирается кушать старик
из бумажки какое-то кушанье

Половина его жива
(старика половина жива)
а другая совсем мертва
и старик приступает есть

Он засовывает в полость рта
перемалывает десной
что-то вроде бы творога
нечто будто бы творожок

Он не успел стать таким стариком. Он ушел от нас, сохранив свой молодой дух, оставшись для нас уроком вечной молодости. А вот мир вокруг него постарел и уже не в силах пережевывать свои всегдашние кушанья. И в последние свои дни Эдуард Лимонов увидел, как мир разваливается на куски. Думаю, он очень хотел посмотреть, что будет дальше. Придется досматривать за него.

Мы потеряли больше, чем думаем. На смерть Лимонова