Настоящее одиночество

 

Прочитал книжку покойного Василия Пескова (уроженца села Орлово пригородного к Воронежу Новоусманского района. - ред.) «Таежный тупик» - сборник статей из «Комсомольской правды» про Агафью Лыкову и ее семью, причем как сами тексты 1980-х годов, так и разные постскриптумы к ним позднейшего периода.

И вот что там важно.

До тех пор, пока ты читаешь очерки 1982-го, 1983-го и т.д. года, - то, что описывает Песков, кажется милым чудачеством, несмотря на всю формальную радикальность происходящего.

Да, старообрядцы-беспоповцы, тайга, лекарств не признают, братья и сестра Агафьи неожиданно умерли, вокруг дикие звери, то и дело нужно что-то срочно везти на вертолете, но все происходящее в любом случае воспринимается как завитушка на фоне огромной, сложной и - к 1980 году - уже вполне дружелюбной советской цивилизации, существование которой в тексте Василия Пескова несомненно предполагает, что Лыковы, конечно, немного сбрендили на почве своего «темного фанатизма», но ничего, не страшно, прогресс проникает повсюду, и даже если мы их оттуда не вытащим, то поможем, постепенно приучим к современной жизни, и всяким там экзотическим предрассудкам тихонечко придет кирдык.

А на самом деле кирдык приходит вовсе не предрассудкам «темных фанатиков».

Кирдык приходит самой советской цивилизации.

И вместо «отсталого» образа жизни и мысли Лыковых погибает тот «современный» СССР, который их открыл и, главное, описал на своем советском языке, с его неизбежностью просвещения.

Но просвещение отменили. Все запуталось. Логика потерялась.

И в результате, когда ты читаешь уже очерки из 1990-х, из 2000-х годов, то вот именно тут, - несмотря на всех Аманов Тулеевых, на все ордена, посылки, туристов, - только тут тебе становится по-настоящему страшно. И только здесь начинаешь всерьез переживать по поводу Агафьи Лыковой.

Потому что нету больше такой очевидности, что она - «трогательный пережиток», «а у нас - современная жизнь».

Сейчас уже непонятно, кто тут чей пережиток.

Может быть, в XXI веке как раз какие-нибудь староверы будут спасать одичавших и заросших бывших советских людей и их потомков, которым «инноваторы» окончательно выключат свет, газ, медицину и образование, - и будут учить их читать, писать, выживать, а заодно и двоеперстно креститься.

В 1982-м, когда Василий Песков увидел Агафью Лыкову, было понятно: у нее карикатурное, сказочное одиночество, а у него - целый серьезный мир и «Комсомольская правда».

В 2014-м, когда я прочитал Пескова, а в «Комсомольской правде» Ульяна Скойбеда пишет то, что она там пишет, - серьезного мира нет, он сам стал сказочным и карикатурным.

И старообрядческое одиночество в тайге перестало быть экзотикой, а стало обыденностью, стало возможной правдой - одной из тех многих правда, какие бывают вокруг, да и только.

В 1982 году оно кажется каким-то не одиноким, то одиночество. Кажется, что все «понарошку». Кажется, что «приедут, научат, спасут».

А теперь, даже если в тайге толпа народу, даже если и правда приедут, и правда спасут, - все равно одиночество теперь настоящее.

Насовсем, навсегда.

От редакции «Четырех перьев». Недавно губернатор Кемеровской области Аман Тулеев распорядился отправить вертолет с гуманитарным грузом к 68-летней отшельнице Агафье Лыковой - после того, как она написала на «большую землю» письмо с просьбой найти ей помощника по хозяйству:

«Господи Исусе Христе сыне Божии, помилуй насъ, аминь.

Письмо Павловскому Владимиру Павловичю.

С нискимъ большимъ поклономъ, Агафия Карповна и Ерофей Созонтевичь. Желаемъ вамъ от Господа Бога добраго здравия, наипаче всего душевнаго спасения и всякаго благополучия. Но и еще большой поклон вамъ всемъ, вообще красноярскимъ рабочимъ.

Павловский Владимиръ Павловичь, у насъ к вамъ большоя и великое прошение. Необходимо, надо человека помощьника, ведь есть добры то люди, миръ не без добрыхъ людей. Со слезами и плачемъ прошу васъ, не оставте Христа ради, помиловать сироту в беде страждущюю. Ведь есть еще християны.

Нужна помощь с дровами, по хозяйству с огородомъ, сено косить. А я совсем, и годы больши, здоровя совсемъ плохо, болею круженнимъ. На груди права половина шишка виросла. Силъ никакихъ ни стало. Не знаю, как зиму, дасъ Богъ, прозимовать.

Дровъ дома нетъ, надо каждый день дрова таскать, и на такой работе псалъмы на ходу читать. Полностью задыхаюсь, и в морозы самое ето что до конца простыть, и ноги ознобишъ, и руки. И кроме дровъ хозяйство.

Песковъ расписавъ борьба за выживаньня, да всякава вранья. Вотъ теперь борьба та, в одиночестве то с хозяйствомъ, круглосуточно голодом до последнива изнеможения.

Зимой больша печь стоитъ только морозилъкой в ызбе, ни топлена, и время нету, чтобы печь топить. Да еще паче всего дровъ нету. Только железну кое-какъ.

Летомъ живу на улице. Пока семья то была, все то живы были, на все дела хватаво. Печь всегда топили, стряпали в ней. Молились полунощницу все вместе. После полунощницы кто на каки дела, стряпать, но адинъ всегда оставалса на моленни. Пока моленна ни пройдетъ, на улошну работу ни ходили.

Праздники все вместе молились. Но печь топить, ето всегда стряпать. А теперь то что, все на одной. Надо моленьня и справлять хозяйство, и вся работа на одной. Полново молення ни выполнятся, и также житейско ни выполнятса.

Ведь в пятомъ году я вамъ писава, просива человека та помощьника и ничево ни дождалась, все письмы и прошение, вотче. Боле тридцати летъ упрашавать, посылат письмы и изо устно всехъ просива. В лонъской прошлой зиме кто были здесь, приезжали сюда.

Все были на томъ, что человека надо, помощьника. Да и летомъ тоже было. И апеть никого ни дождалась. Так и сено, травы никошаны остались, сколь сама покосива, понудивась, здоровь совсемъ подарвалось.

А еще лето дожливо было, и осенью погода была неблагоприятна. Городили речеку, ни простоявъ, сломива, унесло. Картошку едва выкопава.

Пишу вамъ, на весну не оставьте, Христа ради привезти человека помощника, ведь есть добры-то люди. Андрея Гришакова поди знаете, сообщитесь с нимъ, чтобы онъ помогъ вамъ в етомъ деле найти доброго человека.

Андрей добрый человекъ, десить дней живъ, помогавъ. Где-то, говоривъ, много християнъ живутъ, милионы мира людей на Земли живутъ, и сироте нетъ помощьника.

И оцова завещание ни исполнятса, самое последня. Давъ человекъ бы доброй нашовша жить, помогать. В писанни такъ говоритъ. Оцова молитва незабвена будетъ предъ Богомъ.

А потомъ, что оце, мать, братьти, сестра умерли. Ждут от меня заупокойной молитвы и до седьмага колена. Все просятъ молення. Я же последня у нихъ оставась.

Самое страшно во второе Христово пришествие все вместе станемъ. Я боле тридцати летъ упрашиваю и несть послушания. Одна я, некому помогать, и молення заупокойно заоставалось. А теперь если еще на ету весну никого не будетъ, даже с посадкай, не знаю какъ и садить. Буду садить или нетъ.

Как еще зиму пережить, дасъ Бог. Но такъ, если человека в марте бы, лутче чтобы Пасху здесь. Но еще начало апреля, до Пасхи. Мартъ, апрель.

О поездке сюда обратитесь к Тулееву Аману Гумировичю, пока онъ еще при власти и чтобы давъ команду вам сюда привезти человека. Но постель, одеяло и подушку не нужно брать, здесь ето все есть, привезено, лежитъ. Только чтобы человек приехав.

Семена, каки можете, брать, морковь, огурцы, можетъ брюква есть, лукъ. Нитки десятой номеръ портенны. Но тамъ на ваше усмотреня, что можете взять.

Всего вамъ доброго, до свидання. Жду васъ с приездомъ человека».