Недавно читала книгу о непростом внутреннем мире японцев. Автор отчаянно сокрушался, мол, никто не интересуется по-настоящему важными вещами. Кем работаешь? Сколько получаешь? Какая машина, и когда ты менял ее последний раз? Вот и все, что волнует других. Почему, вопрошает автор, «никому не придет в голову спросить, что я чувствую, когда летней ночью смотрю на двух мерцающих в темноте светлячков или когда слушаю шелест ветра в зарослях тростника туманным осенним утром?». Столь изящные вопросы требуют как минимум наличия зарослей тростника и мерцающих светлячков. А главное, желания созерцать.
К моей подруге приехали родственники из Подмосковья. Как человек образованный, она начала водить их по историческим местам Воронежа. Гости ходили, смотрели. Но нечаянно оказались в «Галерее Чижова». Там они и провели остаток отпуска. Огорченная подруга лишь разводила руками и по-японски вежливо кивала головой. У каждого свое созерцание.
Мне вот, например, для гармонии и просветления недостаточно сада камней. Я люблю воду. Банально, когда она есть в кране, вряд ли японцы живут по графику «включения-выключения». Хотя как знать…Ну, а для духовного очищения - предпочитаю море. Зеленое, голубое, пенистое, гладкое, разное. Ряд эпитетов может быть бесконечен… Но где ж его найдешь в наших широтах? И все же некий компромисс есть - воронежское водохранилище.
Созерцать воду я предпочитаю со старой дамбы, что тянется от середины Чернавского моста до Димитрова. Надо только набраться сил и преодолеть поток машин, потом спуститься с моста на косу, как называют ее в народе, найти чистую плиту или дерево, усесться поудобнее и… наблюдать. Если сделать шоры из ладошек и не видеть дурацким боковым зрением окружающую действительность, получается волшебно. Вода и я. Я и вода. Ноги, конечно, туда спускать не рискую. Все очень по-японски, созерцать, не ощущая.
Море внутри. Летом - гладкое, ровное, как на блюдце с голубой каемочкой, осенью - свинцовое, одинокое, нахохлившееся, а весной как надежда - манящее и ускользающее в таящей льдинке.
Понятно, что созерцать я хожу не одна. Чаще всего мы бываем там с дочкой и ее другом, сыном той самой огорченной подруги. Когда они были маленькими, мы брали с собой яблоки и мяч. Туфли, полные песка, можно побегать по пляжу, только не босиком. Чревато последствиями: стекляшки, ржавые банки, мусор здесь незаметен, но весьма ощутим. Ощущала - знаю. Только смелые мужчины могут играть в пляжный волейбол без обуви. Иногда они подкрепляют здоровье, иногда тихо, бывает, и не очень. Но коса тем и прекрасна, что здесь каждый умудряется проживать свою жизнь.
И мне нравится, что разные, но соединившиеся в одном пространстве жизни люди мирно сосуществуют. Пловцы с базы «Буревестник», фанатично преданные культу удочки рыбаки, влюбленные парочки, велосипедисты, стайки бабушек, мамочки с детьми, шумные компании, утиные семейства.
Раньше за мостиком с одной и другой стороны дамбы лежали большие бетонные блоки, «стоп» для машин. Хорошо было, тихо, безопасно. На центральной аллее спокойно бегали дети, они и сейчас бегают, но все больше по обочине. Или на так называемой площадке, где на ржавых турниках сидят родители. Иногда с пивом. Дети, как воробышки в песке, перемешанном с окурками и бумажками. Родители рядом. Созерцают.
В нынешнем году даже маленький фантик от конфеты невозможно было положить в забитые мусорные контейнеры. Вот лавочка свободная, айда есть мороженое, но нет, рядом - горы мусора. Убирать их самостоятельно можно, пробовали, но спасает ненадолго. Понятно, уставшие старушки или мамы с младенцами все равно присядут на лавку. И будут ладошками закрывать глаза по бокам. Наблюдать прибрежную зелень гораздо приятнее.
Над водой, как зеленые рукава, тянутся деревья. Где-то они пышнее, богаче, а есть и маленькие заплатки - заросли камышей. Здесь живут утиные семейства. Мы кормили их батоном. Ребенок так решил. Гордые, ходили туда каждый день. Оказалось, мы не одни такие гуманисты.
Утиное шоу собирает разновозрастную аудиторию. Сюда приходят жители близлежащих домов. Трепетные старушки с черными кусочками хлеба. Мамы - в одной руке пакет с едой, в другой - ребенок. Я видела одного папу, который смог успокоить орущее чадо лишь кормлением уток. Пляжиков, с которых есть подход к воде, - несколько. Ножкой бумажки отодвинешь и кусочки в воду. Дети прыгают от счастья, утки милостиво принимают пищу, родители довольны. Лишь рыбаки морщатся в сигаретный дым, рыба не клюет, сытая уже.
В один из дней кормящие топтались на обочине, а утки требовательно плескали крыльями. На бережку, или, точнее, главной смотровой площадке утиного шоу, стоял домик. Наспех собранный из старых досок, тряпок, коробок. Рядом было подобие стола с посудой. Здесь поселился бомж. Он был худ, черен, бородат, в каких-то лохмотьях. Ему явно было наплевать на кормящих, впрочем, как и им на него. Он отрешенно смотрел на воду. «Наши стены - сосны великаны, наша крыша - небо голубое», вряд ли это счастье - жить такой судьбою… Вот человек, подумала я, который точно слушает шелест ветра в зарослях тростника туманным осенним утром и наблюдает за светлячками. Но почему-то никому не приходит в голову спросить его - кем работаешь? Сколько получаешь? И тому подобное. Это не волнует других. А может, и его не волнует. У каждого свое созерцание действительности.
Наталья Гааг
