Героиня мордовской колонии

 

Участница скандальной панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, отбывающая двухлетний срок в мордовской колонии, объявила голодовку, протестуя против условий труда и жизни заключенных, которые, по ее словам, можно приравнять к пыткам.

Некоторые публичные персоны не поленились выступить с комментариями, в целом сводящимися к «А что она хотела? Колония - не курорт». Отдельные таланты пошли дальше («Странно протестовать против беззакония государства, а потом вдруг удивляться, что в нем не соблюдаются законы») и еще дальше («Человек заявил себя как враг государства и должен был ожидать, что его будут прессовать»).

Наверное, о каждой из высказанных мыслей можно было бы написать отдельно. Но - ни к чему. Главное, что Толоконникова борется не за себя. Ей вообще осталось несколько месяцев до выхода на свободу. Но в своем письме она приводит в примеры доведение людей в колонии до смерти и инвалидности. А какое у нее есть оружие протеста, кроме своей относительной известности? Только собственная жизнь.

Лет двенадцать назад я был знаком с человеком по имени Дмитрий Неверовский, молодым правозащитником из Обнинска. Можно сказать, потомственным: его мама, Татьяна Котляр, - известный советский диссидент. Дмитрий работал в Обнинском правозащитном центре, учился в аспирантуре. А еще он был пацифистом и не ходил в вузе (Обнинский институт ядерной энергетики) на военную кафедру.

Когда правозащитная деятельность Неверовского, особенно связанная с противодействием незаконному призыву в армию и продвижением закона об альтернативной гражданской службе, стала слишком масштабной и неприятной местным властям, Дмитрия попытались призвать в армию, а когда он предсказуемо отказался, написав заявление с требованием несуществующей тогда АГС, посадили как уклониста.

Он полгода провел в СИЗО, и суд первой инстанции дал ему по верхней планке - ту же двушечку, что и у Надежды Толоконниковой. В местной официальной прессе Неверовского шельмовали. Например, кто-то выдумал приписываемую ему фразу, что если бы он попал в армию и оказался в Чечне (а Вторая Чеченская война была в самом разгаре), то перешел бы на сторону сепаратистов. Была большая кампания солидарности, в которой мы, Молодежное правозащитное движение, играли не последнюю роль. Правозащитные рейды в Калугу и Обнинск, уличные акции, сборы подписей, присутствие на судах и все, что обычно делают в таких случаях, - не худшая страница в истории МПД.

Дело получило международный резонанс, а тогда на такие вещи российские власти реагировали. В конце концов Дмитрия Неверовского выпустили. (После доследования срок его заключения был сокращен до года, и он попал под амнистию.)

С точки зрения современных «прагматиков», после такого «пиара» только и остается, что собирать сливки. Да и просто многие о нем узнали, многие хотели с ним познакомиться, были причины поездить по городам и странам, повыступать-поучаствовать. Но Дима почему-то носу не казал из Калужской области, лишь иногда приезжал в Москву (поскольку рядом), в столичные правозащитные организации. Я его там случайно встретил. Спрашиваю, мол, а что ты на люди не показываешься? В конце концов они же за тебя переживали, старались помочь, почему бы с ними хотя бы не увидеться.

«Все понимаю, благодарен, но некогда, времени нет ни на что», - ответил мне Неверовский. Оказывается, попав в СИЗО, Дима обнаружил там много несправедливо или излишне жестоко наказанных людей (удивительно, правда?) и, в соответствии со своей натурой, взялся им помогать - писать им жалобы, апелляции, просто письма. Как Владимир Буковский в свое время. И когда Неверовский вышел, то у него «на руках» было несколько десятков подопечных, которым он взялся помогать и которых не мог оставить.

Не знаю, какую реальную пользу принес Дмитрий, но меня поразил сам подход: спокойный, твердый и беспафосный. Неверовский вообще не думал о своих личных невзгодах и проблемах - ну, тюрьма и тюрьма, там тоже можно работать и приносить пользу людям. Судьба не слишком, очевидно, приятных и не сказать что ни в чем невиновных собратьев по заключению волновала его больше, чем собственная.

Он был правозащитником старой школы, со способностью бесконечно заваливать бюрократическую машину документами, пока не заклинит. Надежда Толоконникова - акционистка, она умеет другое - привлекать внимание, подставляясь сама. Дело, опять же, конечно, не в методике, а, я полагаю, в свойстве ее натуры. Не знаю, кем она была и что думала, когда ввязалась в историю с храмом, но мы сейчас видим, кем она стала. Извините за пафос, здесь пафос уместен. Она - герой гражданского движения. Как Неверовский.

К панк-молебну двухлетней давности в Храме Христа Спасителя можно относиться по-разному. А к нынешней ситуации, убежден, нельзя. Отношение к ней проводит отчетливую черту между людьми и разными видами человекообразных.

Что касается Неверовского, то вскоре после нашей встречи он погиб при малопонятных обстоятельствах (задохнулся при неизвестно чем вызванном пожаре в его доме). Очевидно, бороться за права конкретных людей, задевая интересы других, еще более конкретных, гораздо опаснее, чем бороться с режимом в целом. А Толоконникова сейчас занялась именно первым. Президенту и патриарху от панк-молебна ни холодно, ни жарко (похоже, они так считают). А вот какой-нибудь заместитель начальника колонии после угрозы своим положению и карьере запросто может намекнуть какой-нибудь рецидивистке - мол, случись что с Надей Толоконниковой, виновных не найдут.

И последнее. С момента отсидки Дмитрия Неверовского в России появился институт альтернативной гражданской службы, и многие призывники-пацифисты смогли воспользоваться им, не отказавшись от своих жизненных принципов и не став уголовниками. Так что вопрос, можно ли что-нибудь изменить в нашей стране, даже не обсуждается.

Леонид Диденко