Большинство и меньшинство

 

О факторе большинства в современном обществе мне пришлось задуматься в ходе недавнего российско-германского форума «Петербургский диалог». С российской стороны форум оказался оккупирован представителями «гражданского общества». Они добросовестно излагали неолиберальный взгляд на социальное строительство. Мне довелось услышать, что сегодняшний мир чужд традиций - культурных, исторических, религиозных, дескать, пройденный этап. Не существует и коллективного субъекта, разделяющего ту или иную традицию. Общественные связи возникают как бы сами собой, в порядке свободной конвенции, здесь и сейчас - как если бы мы все оказались колонистами на далекой планете и нам бы пришлось начинать жизнь с чистого листа.

В числе слушателей были российские и немецкие студенты. Получив слово, я, не тратя времени на полемику, заговорил о другом. Напомнил немецким студентам о трагических страницах в истории их страны. О том, как Германия была унижена Версальским договором, как ущемленное национальное чувство было использовано Гитлером для построения расистской утопии. Как германская нация испытала горечь поражения и бесчестия, была раздавлена и расчленена, но смогла возродиться, стать сегодня правительницей континентальной Европы, воплотить мечту Карла Великого. Благодаря кому нация восстала к новой жизни? Конечно, благодаря народному большинству и его традициям.

Российские участники бурно возмущались моими речами. А немцы тихими голосами задавали вопросы. Как определить традиционные ценности? Как функционирует современная система колониализма? Существует ли социальное измерение этики?

Нужно было видеть, как в кулуарах молодые немецкие юноши и девушки поодиночке, оглядываясь по сторонам, пробирались ко мне, чтобы выразить благодарность и пожать руку. Они давно ничего подобного не слышали, они разделяли мои взгляды, но не думали, что на официальном форуме в Петербурге можно произносить такие слова. И только одна немецкая студентка, не проявившая ни восторга, ни раздражения, захотела уточнить мою позицию. Она спросила: «Что такое большинство?». В тот момент вопрос меня не удивил. Мне казалось, все мое выступление было ответом на него.

Вспомнить об эпизоде на форуме в Санкт-Петербурге меня заставили недавние события в московском Бирюлево. И прежде всего потому, что фактор большинства, сыгравший громадную роль в протестах, мало чем отличавшихся от беспорядков в Греции и во Франции, похоже, так и не был учтен властью во время «разбора полетов».

А что в Бирюлево, собственно говоря, произошло? Мы все прекрасно знаем, что национальные диаспоры стали в России негласным субъектом политики. Мощным и влиятельным. В Москве есть анклавы, где этнический криминал подменяет собой законную власть. Соответствующие территории выпали из-под российской юрисдикции, но мы стараемся ни о чем подобном не думать. И лишь когда слышим речи адвоката Хасавова или полицейскому пробивают голову, наступает кратковременное прозрение.

Когда власть рассматривает то или иное убийство как «частный случай», возникает ощущение, что она не заинтересована в наведении порядка. Тем самым неизбежно возникает соблазн навести его собственными силами, что, в свою очередь, ведет к массовым беспорядкам, битью витрин и переворачиванию автомобилей. Вот к чему приводит пренебрежение к интересам, традициям и культуре большинства.

Национальное большинство в его исконном понимании - люди с общими традициями, интересами, правовой культурой и историческими задачами. Независимо от «формы лица». Но понимают ли такое госчиновники? Судя по двусмысленной реакции на бирюлевские события, не вполне. Хотелось бы надеяться, что такая шаткость представлений - остаточное явление, результат господства той постмодернистской этики, из пут которой и Россия, и остальная Европа понемногу выбираются.

Но до сих пор еще приходится слышать, что «в сложном, меняющемся мире» интересы людей не сводимы к единому знаменателю. Или наоборот: что большинство существует лишь как носитель тоталитарного «анонимного сознания». Лично мне последний тезис напоминает мораль советской продавщицы: «Вас много, а я одна»…

Вспомним историю Европы. Именно фактор большинства, во всяком случае городского, стал двигателем буржуазных революций, которые утвердили в мире господство либеральной модели. Но в начале XXI века процесс вошел в стадию самоотрицания. «Большинство», как и сама «демократия», неудобно правящему слою, оно слишком связано с традицией, с нравственными устоями, мешает диверсификации культур и моделей поведения. Отсюда - попытка дискредитировать категорию «большинства». Именно дискредитировать, а не отменить. Ведь открыто порвать с демократической традицией - традицией vox populi - было невозможно. У многих стояли перед глазами страницы прочитанных в школе учебников. При резком развороте от демократии к либеральному элитаризму лодка могла бы перевернуться. Разворот означал бы смену основного гражданского культа, к которой общественное мнение Запада было не готово.

В результате пришлось делать реверансы. Понятие «демократия», производное от «большинства», европейские либералы раздробили: поделили демократию на зрелую и незрелую, архаичную и цивилизованную. Россия услужливо поспешила внести и свои «пять копеек» в тот же самый процесс, выдумав демократию «суверенную».

Сегодня либеральные требования к обществу все больше расходятся с принципами классической демократии, хотя эксперты еще не решаются признать факты. Но рано или поздно придется сделать выбор между демократией и либерализмом. Либерализм так или иначе сойдет со сцены, но все же от выбора многое зависит. Вовремя выбрав демократию, мы сможем сделать возврат к традициям человечным, социально ориентированным, обойтись без фундаменталистских крайностей. Словом, обеспечить европейской цивилизации мягкую посадку. Но времени осталось немного. Эпоха политкорректности завершает свой цикл. Набирает силу иная тенденция - поиск человечеством нового морального консенсуса, о чем сегодня говорят представители многих христианских конфессий, причем в последнее время - не только традиционалисты.

Александр Щипков, религиовед, публицист, политолог