Бесценный опыт

 

Должность главного редактора «Воронежского курьера», первой, между прочим, демократической газеты на советском пространстве, я потерял так же неожиданно, как приобрел. Одномоментно. Спустя два с половиной года, в конце августа 2012 года. Три дня отлеживался на даче у родителей, выпав из привычного информационного потока. Досадно было не столько за себя, сколько за «курьеровцев». Газетная площадь, перефразируя моего бывшего заместителя и, надеюсь, друга Германа Полтаева, перестала быть Сенатской. Но я, что называется, соскреб себя с асфальта. Растет дочь, требует внимания жена - как сказал мой предшественник по «Курьеру» Дмитрий Дьяков, практически, как у декабриста. А по дороге в Воронеж сочинил в подражание Мандельштаму:

 

Он вернулся в свой город,

Похожий на ад,

Где власти с ним разорвали контракт.

В то самое место,

Где родился и рос,

Любимое с детства до боли и слез,

Где дымится ВОГРЕС,

Выпивает братва,

И стоит штурмовик с маркировкой Ил-2.

Он вернулся туда,

Где разорван контракт,

Где кроме семьи

Все похоже на ад.

Он вернулся в свой город,

Чтобы тут воевать

За любимую Родину, блядь.

 

Дома я открыл трудовую книжку. Наткнулся на такие экзотические места своего прежнего трудоустройства, как вальцовщик и каландровщик на шинном заводе. Потом на должность обозревателя газеты «Берег». Потом на записи о редакторствах. Черт возьми, подумалось, а ведь на момент увольнения я был последним пишущим редактором постсоветской эпохи в воронежской региональной общественно-политической прессе. Во как!

 

И не просто пишущим, а пишущим активно. В том числе по ночам. В редакции «Курьера» со мной мог соревноваться только Андрей Цветков, расследовательщик и гроза всего, что в Воронеже строится незаконно. Мы шли ноздря в ноздрю.

 

Именно тогда я понял, что мой бесценный, девятилетний опыт работы главным редактором «Коммерсанта» в Черноземье» и «Воронежского курьера» не имеет права быть утраченным, особенно в разрезе формулы «журналистика и власть».

 

В отличие от Дмитрия Дьякова, уход которого из «Воронежского курьера» сопровождался гневными письмами либеральной интеллигенции, со мной ничего такого не произошло. Во-первых, я не возглавлял газету 18 лет, как Дмитрий. Во-вторых, я всегда позиционировался как национально ориентированный журналист, хотя допускал и разрешал высказывать в «Курьере» разные точки зрения. Даже газету «Коммерсантъ» считал либеральной не по генеральной идеологической направленности, а по причине отсутствия запретных тем. В-третьих, эпистолы в защиту Дьякова эффекта не дали.

 

«Константин шел в «Курьер» с достоинством журналиста, как потенциальный партнер власти, как посредник между властью и обществом, - написал мой первый и единственный шеф, основатель газеты «Берег» Святослав Иванов. - Но она, власть, давно рассматривает свои СМИ как зеркало. Она смотрит туда и повторяет вопрос: «Я ль на свете всех милее?». Если ты тупо, как Зоя Грязева на воронежском телеканале «Губерния», не повторяешь, что власть всех милее, то совсем скоро тебя уберут. Губернатор Гордеев, как всякий маленький человек с комплексом Наполеона, хочет не просто подчинения, а полного смирения и уничижения. Поэтому он один торчит во всех практически СМИ. Но та же Грязева - не журналистка, она просто не знает другого ремесла, кроме как вылизывать одно место у начальства. А Чаплин не смог и не сможет. И поэтому должен гордиться, что в нем сохранился журналист и человек. Тем, что он сохранил достоинство. Ему не за что стыдиться перед детьми. Пройдет немного времени, и Константин поймет, что, как говорил Антон Чехов, «в незаискивающем протесте вся соль жизни». А областных фюреров и их прихлебателей история, уверен, сметет. И никто не будет их помнить».

 

«Влияние власти на средства массовой информации неуклонно растет, - написала бывший «курьеровец» Алла Холденко. - Такой рычаг, как госконтракты, срабатывает безотказно. Ведь за правду никто не платит. Во-первых, она не всем нравится, во-вторых, правда - вообще не товар. А вот информационное обслуживание имеет свою цену, и газеты выполняют такие услуги, потому что они позволяют выжить. Но если в сотрудничестве с властью нет ничего плохого, то подчинение лишает прессу главного - ее общественной функции. Печатные СМИ постепенно превращаются в обслугу. В итоге зависимые газеты обслуживают каждая своего хозяина, и только он вправе устанавливать свои требования и назначать тех, кого считает нужным. Такие правила нормально работают в бизнесе, но для средств массовой информации они губительны. Все-таки СМИ - не просто бизнес, а социально ответственный бизнес, включающий в себя такие важнейшие понятия, как свобода слова, право на получение правдивой и достоверной информации. Превращая журналистику в придворную даму действующей власти, та совершает ошибку - общество теряет доверие к такой журналистике. Люди не верят тому, что пишут в подобных газетах. Значит, их работа теряет свою эффективность даже для тех, кто ее заказывает. Сейчас власти очень увлеклись процессом «окарманивания» прессы. Но когда чиновники поймут, что такие СМИ перестали воздействовать на умы людей, будет уже поздно».

 

Главным разочарованием стало для меня осознание того, что государственная политика и национальные интересы - не одно и тоже. Чиновникам все равно, либерал ты, консерватор, националист, идиот или умный. Требуется не выбиваться из узкого коридора возможностей, быть, может, и не функцией, но точно ходить по струнке.

 

Из книги Константина Чаплина «Исповедь коммерсанта»