2020-й: в минусе не только Россия

Подводить итоги 2020-го - дело простое и в то же время сложное. Простое, потому что основные события года у всех на виду, так или иначе они затронули каждого и не нуждаются в додумывании или вчитывании скрытых смыслов. Сложное, потому что проявившиеся в 2020-м процессы не были завершены и, несмотря на яркость и динамичность внешней фабулы, мировой сюжет был скорее поставлен на паузу, так что следующий, 2021 год обещает стать периодом впечатляющих развязок и моментов истины.

2020-й войдет в историю и в нашу память прежде всего как год самой мощной за столетие пандемии. И ситуация, как ни парадоксально, значит, что дела у нас не так уж плохи. В России столетней давности, на фоне войны, революции и развала государства, эпидемия испанки воспринималась как напасть, дополняющая прочие бедствия.

Медицинские новости в течение всего 2020-го определяли и ритмику времени, и геометрию пространства, и язык коммуникации. «Коронавирус», «карантин», «локдаун», «самоизоляция», «санитайзер», «масочный режим», «социальное дистанцирование», «удаленка», «антитела» - вот словарик года.

Сообщения о новой болезни из города Ухань начали появляться, когда в головах шумело шампанское, и в течение января эпидемия казалась чисто китайской историей. Мир продолжал жить привычной жизнью. В начале февраля в аэропорту Фьюмичино я смотрел на табло, пестревшее строками об отмене китайских рейсов, удивлялся непривычному отсутствию китайцев и думал о том, как неожиданно Китай стал мировым изгоем. Боже, как я был наивен.

В тот момент в Италии число зараженных измерялось десятками. Спустя месяц воздушные путешествия прекратились, а Италия стала европейским эпицентром Сovid-19. Прошло еще несколько недель, и волна эпидемии накрыла Россию, тогда как Китай, напротив, начал исчезать из медицинских сводок. У нас была летняя передышка, но уже начиная с октября стало понятно, что проблема коронавируса не будет закрыта в 2020-м, а переползет в 2021-й, а возможно, и в последующие годы.

Пандемия изменила образ жизни и мысли сотен миллионов людей. В будущем, когда ситуация перестанет быть (или считаться) чрезвычайной, возможно, произойдет определенный отскок в направлении прежней нормы, но кое-что останется с нами навсегда. И не все изменения печальны. Например, привычку часто мыть руки и ходить в масках в общественных местах можно только приветствовать.

За 2020-й мы стали внимательнее относиться к своим ближним - и вместе с тем более чутко реагировать на болезнь и смерть. Многим год запомнится особенно плотной и значимой чередой потерь, необязательно вызванных вирусом, но всегда воспринимаемых как знак времени. Для меня здесь прежде всего потеря Константина Крылова и Эдуарда Лимонова - русских писателей и мыслителей.

Мы стали ценить то, что есть, наслаждаться текущим моментом и не строить планов. А переоценка ценностей как следствие пандемии имеет не только эмоциональное, но и экономическое измерение. Громадный импульс получило все дистанционное - электронные платежи, интернет-магазины, удаленная работа и дистанционное образование, - и одновременно подкосилась экономика общения. Навыки коммуникации, которые только год назад казались ключом к любому успеху, внезапно девальвировались; оказалось, что общаться не с кем, негде и незачем. Более того, у многих отпала необходимость хорошо одеваться и хорошо выглядеть на публике.

Если добавить сюда сокращение доходов большой массы людей и ограниченные возможности передвижения, особенно между странами, становится понятно, до какой степени были фрустрированы потребительские инстинкты, прежде служившие мотором экономического роста. И я не верю в полное их восстановление. Например, вполне возможно, что, когда нам снова откроют Европу, мы туда больше не захотим, тем более что Европа будет уже не той, что прежде, не такой богатой и радостной. Наступает простая и скромная жизнь, жизнь маленьких радостей.

Итак, накануне Нового года на вопрос «Когда кончится кризис?» мы можем ответить, что в определенном смысле - никогда. Однако на будущий год нам оставлено несколько вопросов более конкретного характера: насколько эффективны будут вакцины, сколько времени они будут действовать, как будет мутировать вирус и т.п. Но самый интересный вопрос: насколько разовьются те новые формы контроля за частной жизнью людей, которые были опробованы во время (и под предлогом) пандемии? Джорджо Агамбен с его идеей биополитики стал самым востребованным философом года, а Герман Греф на наших глазах конструирует технократическую утопию «Большой брат одного окна».

К вопросу о новом контроле, теперь в глобальном масштабе, имеет отношение и вторая главная тема уходящего года, которая, в отличие от внезапно нагрянувшего мора, загодя присутствовала в календарях, но была отыграна довольно необычным образом. Я имею в виду президентские выборы в США. Мы увидели и уличные бунты меньшинств, на какое-то время затмившие коронавирус в заголовках новостей, и то издевательство над демократической процедурой, которое поставило под сомнение легитимность будущего президентства Джо Байдена. 

И вновь самые главные вопросы оставлены на будущий год. Справится ли престарелый Байден со своей ролью в техническом плане - либо нас ждет фактическое правление Камалы Харрис или группы приближенных? Займут ли идеи BLM, новой этики и т.п. действительно важное место в будущей политике США - либо леворадикальные мавры сделали свое дело и на первый план выйдут более прагматичные деятели? Наконец, возможно ли при новой администрации хотя бы незначительное, локальное потепление в отношениях между Россией и США - либо на нас обрушатся по-настоящему адские санкции?

В российской политике год начался с предложений президента Владимира Путина о перекройке Конституции, и процесс изменений в законодательстве завершается только сейчас, так что практически оценить, как живется при путинской Конституции, мы опять-таки сможем только в следующем году. К тому же есть вероятность, что процесс не закончен. Ходят слухи, что в начале следующего года нам представят новую серию конституционных изменений. Но не менее важно то, что именно в 2020-м Путин всенародно осознан как старый человек. Он уже не вписывается в свой прежний образ супермачо, а новый образ ему так и не отыскался. 

В любом случае Путин уже не воин, который ведет свою страну в будущее, а шахматист, муторно доигрывающий партию в надежде на ничью. И ситуация ставит серьезные вопросы и перед обществом, и перед той компанией тонкошеих вождей, из которой по идее должен непонятным образом взяться преемник.

С потерей темпа, потерей лидерства связаны два важнейших комплекса событий на территории бывшего СССР. Во-первых, гражданский конфликт в Белоруссии, где Москва была поставлена перед сложным выбором, и далеко не факт, что выбранный ею вариант действий оптимален. С одной стороны, оппозиция, в которой сильно прозападное крыло, с другой - режим худшего латиноамериканского образца, с которым к тому же очень плохо получается сотрудничать. Москва выбрала сторону Александра Лукашенко под мутные гарантии его будущего ухода, но позиция Москвы отталкивает от нее даже тех белорусов, которые отнюдь не увлекаются идеями литвинства. Вероятнее всего, в будущем году должна наступить развязка, и надеяться на благоприятный для России исход позволяет только тот факт, что Европа слишком ослаблена своими ковидными проблемами.

Точно так же, как во время белорусского кризиса российским обществом были осознаны амбиции Польши как региональной державы, победа Азербайджана в Нагорном Карабахе открыла нам глаза на новую геополитическую роль Турции. И хотя нынешний конфликт завершился некоторым утешением для России, которая подняла свой флаг над оставшимся огрызком Арцаха, вставшая во весь рост турецкая проблема станет в будущем предметом тяжелых размышлений. Впрочем, если России на данном этапе может только размышлять, Турция намерена действовать, и ее дальнейшие действия трудно поддаются прогнозу.

Несмотря на то что русские в целом отнеслись к армянской беде без деятельной симпатии, все понимают опасность усиления Турции, которая и сама по себе в экономическом и военном отношении мощнее той же Польши, и видит перед собой широкое поле для альянсов и экспансии, причем во многом пересекающееся с полем интеграционной активности самой России. Военное поражение армянского народа спровоцировало помимо прочего на первый взгляд частный, но важный для развития русской мысли конфликт между имперцами и националистами, который можно считать последним актом крушения посткрымского идеологического консенсуса. В будущем году нас ожидают новые идеологические размежевания и неожиданные союзы.

В целом Россия прошла 2020-й уверенно в том смысле, что, в отличие от длинного ряда предыдущих лет, в экономическом минусе оказались не только мы, но и большинство других стран мира. По крайней мере у нас в кои-то веки появился новый товар для мира - вакцина «Спутник V». Но по-прежнему не хватает новых идей и новых людей. Хотелось бы, чтобы осознание дефицита и поиск путей его преодоления составили главное содержание предстоящего года.