Парадоксы и стратагемы Александра Суворова

290 лет назад, 24 ноября (13 ноября по старому стилю) 1730 года, родился великий полководец, незаурядный мыслитель и остроумный человек, стоик и эксцентрик, которого до сих пор вся Россия знает в лицо, - Александр Суворов. Да и не только в лицо. Суворова у нас каждый узнает по седому хохолку - хотя фильмы о нем снимают не каждое десятилетие. Наверное, такова и есть слава. Бессмертие. Страна у нас воинская, поэтому полководец, ставший создателем и символом науки побеждать, всегда будет почитаем и любим.

Историки до сих пор спорят, где родился Суворов. Скорее всего, все-таки в Москве Белокаменной, где служил в то время его отец. Да и дед - Иван Григорьевич - был одним из первых людей в петровской гвардии, ведал делами и Преображенского, и Семеновского полка. Именно в его честь названа московская Суворовская улица на Преображенке.

Человек и миф

Есть документальная история Суворова - приказы, письма, реляции. Есть история мифологическая - исторические анекдоты, мемуары, легенды, мастером на которые был Егор Фукс - один из правителей канцелярии полководца. В случае с Суворовым между двумя историями не так уж много противоречий, в главном они совпадают. И писать о Суворове рутинно, наукообразно - грешно. Он сам ненавидел скуку и взрывал ситуацию, если все шло слишком благопристойно и тоскливо.

Александр Васильевич и впрямь отличался странностями. По-особому насыпал на тарелку соль, сторонился женщин, носил самые разные маски, ненавидел зеркала и приказывал занавешивать их в каждом доме, где останавливался хотя бы на день. Даже в Таврическом дворце. Да и большинство писем Суворова - готовый исторический анекдот.

Приведу только один пример, хотя можно было бы цитировать бесконечно.

«Служу я, милостивый государь, больше 40 лет и почти 60-летний. Одно мое желание, чтоб кончить высочайшую службу с оружием в руках. Долговременное мое бытие в нижних чинах приобрело мне грубость в поступках при чистейшем сердце и удалило от познания светских наружностей. Препроводя мою жизнь в поле, поздно мне к ним привыкать. Наука просветила меня в добродетели; я лгу как Эпаминонд, бегаю как Цесарь, постоянен как Тюрен и праводушен как Аристид. Не разумея изгибов лести и ласкательств к моим сверстникам, часто неугоден. Не изменил я моего слова ни одному из неприятелей, был счастлив потому, что я повелевал счастием».

Я привел цитату из подлинного письма Суворова всесильному Григорию Потемкину 1784 года. Потемкину, который сравнительно недавно был его боевым товарищем, но вошел, что называется, в случай и стал вторым человеком в империи. Обратим внимание: все здесь пересыпано солью иронии. Суворов, как всегда, просит «исторгнуть себя из праздности», прибегает к иносказаниям. Многое, сказанное им, следует понимать наоборот. Эпаминонд отличался прямодушием, Цезарь был отважен и не любил бегать, то есть отступать. Без таких оборотов Суворов не умел: скучно становилось. А весьма уважаемый Суворовым за полководческие таланты французский маршал Анри де Тюренн как раз не отличался постоянством: из гугенотов он перешел в католики. Здесь же, как бы между прочим, Суворов намечает свой главный принцип - «Я повелеваю счастьем». Его победы частенько объясняли везением («Раз везение, еще раз везение, помилуй Бог, надобно ведь и умение!» - отбивался он). К четвертому суворовскому принципу - кроме известных трех воинских искусств (глазомер, быстрота, натиск) прилагается пятый: «Я действую не часами, а минутами». Он всегда был заряжен на опережение противника и понимал, что история состоит не из монолитов, а из мельчайших атомов - минут, секунд. Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время - всего дороже. Вот шестое непреложное суворовское правило.

Парадокс Суворова

Немало в русской истории признанных всенародных героев, немало в летописи мировых сражений великих полководцев, но ни один из них не похож на Суворова. И Суворов ни на кого не похож. Все в нем парадоксально.

Замечательную эпитафию великому полководцу написал его младший современник, наш адмирал и просветитель Александр Шишков:

Не в латах на коне, как греческий герой,
С нагайкою в руке с полдюжины он Трой,
Не со щитом златым устрашены, он паче
В едино лето взял и на казачьей кляче.
По петухам вставал, сражался на штыках.
Чужой народ носил его на головах;
Одною пищею с солдатами питался;
Цари к нему в родство, не он к ним причитался,
Был двух империй вождь, Европу удивлял,
Сажал царей на трон и на соломе спал.

Шишков ухватил, быть может, главное в Суворове - сочетание несочетаемого. Как только мы начинаем размышлять о графе Рымникском - начинается парад оксюморонов… Для России со времен первых былин об Илье Муромце национальным героем всегда считался воин, защищающий Отечество от иноземных захватчиков. А Суворову за полвека службы ни разу не довелось участвовать в оборонительных кампаниях. Он был первой шпагой империи, стремившейся к экспансии! Поражений Суворов действительно не знал - ни в коротких кавалерийских стычках, ни в масштабных сражениях. И не было более опасного противника у соседей, которые замышляли недоброе против России. Он бил их изобретательно и неотразимо, бил на их территории - и пруссаков, и поляков, и турок, и ногайские орды. Для православных народов Балкан и Закавказья, подпавших под османское влияние, Суворов стал символом грядущего освобождения. О нем и в наше время помнят в Греции, Болгарии, Сербии, Армении, Грузии. А для России - воспитателем армии, которая выстояла в 1812 году против непобедимого доселе Бонапарта.

Суворов изведал, что такое европейская русофобия, - и тем самым тоже преподал нам уроки. Даже союзники-англичане во время кампании 1799 года, когда Суворов бил французов, публиковали на него карикатуры - преувеличенно злые. Худощавый невысокий фельдмаршал превращался в огромного людоеда.

Прочитав, что пишет о походах 1799 года французский историк Дюма (однофамилец писателя), Суворов воскликнул:

«У него два зеркала. Одно, увеличительное - для своих и другое, уменьшительное - для нас. Но история разобьет их - и выставит свое, в котором мы не будем выглядеть пигмеями».

Однако и в наше время в иностранных энциклопедиях можно прочитать, что Суворов был разбит в Альпах генералом Массена.

Чудак и оригинал

Несмотря на знатность, успешную службу в лейб-гвардии Семеновском полку и полководческий гений, Суворов поздно пробился в генералы, да и в полковники. Ему все время что-то мешало. То отсутствие войн, то собственный характер, то неожиданные перестановки на престоле. Хотя уже во время Семилетней войны он - лихой кавалерист, подполковник, несколько раз наголову разбивший прусскую конницу - заслужил похвалу самого Петра Румянцева. Вот уж кому везло с малых лет. Несмотря на буйный по молодости нрав, Румянцев стал генералом в 30 лет, а фельдмаршалом - в 45. Не сравнить с Суворовым!

Говорят, что странности Суворова, его юродства были хорошо продуманной артистической игрой. Он знал, что внимание императрицы легче всего привлечь остроумием. Но поскольку не вращался в свете (да и не любил светской жизни), то стремился вести себя так, чтобы в армии ходили легенды о странном полковнике, который кричит петухом, обливается ледяной водицей и штурмует вместе со своими чудо-богатырями монастырские стены. Отчасти он преуспел. О нем действительно заговорили в Петербурге. В то время и для императрицы, и для других высоких сановников Александр Васильевич был прежде всего сыном генерала Суворова. Василий Иванович не был полководцем, не водил солдат в бой. Свои ордена и звания он заработал, будучи прокурором и сенатором, разрабатывая воинские уставы и выполняя различные деликатные поручения монархов.

И для Екатерины II было удивительным, что сын столь почтенного и практичного человека ведет себя как чудак и оригинал и проявляет фанатичную преданность военному делу, не стремясь к столичным паркетам. Постепенно он стал самым известным полковником русской армии. На больших маневрах 1765 года в Красном Селе суворовский Суздальский полк поразил воображение императрицы необыкновенно эффективной выучкой.

Историк Дмитрий Бантыш-Каменский, автор одного из суворовских жизнеописаний, припомнил такой сюжет: однажды Екатерина Великая,

«…желая вывесть Потемкина из ошибочного его мнения об уме Суворова, присоветовала ему подслушать их разговор из соседней комнаты. Удивленный необыкновенным остроумием и глубокомыслием Рымникского, князь Таврический упрекнул его, зачем он с ним не беседует подобным образом. - «С царями у меня другой язык» - отвечал Суворов».

И вскоре в чине бригадира он прямиком из Новой Ладоги двинул свои войска под Люблин. Там начиналась война с польскими конфедератами - гонителями православных, лютеран и иудеев. Война была странной. Король Станислав-Август считался союзником России и сам призвал русские войска в Польшу, чтобы спастись от жестокой шляхетской оппозиции. По сути, Россия вмешалась в гражданскую войну в соседней стране. Там-то Суворов и прославился эффектными победами.

Первый шутник

Его шутки бывали обидными. Он не щадил сонливых, нерасторопных, животолюбивых. После виктории при Рымнике, когда русские войска пришли на выручку австрийцам и разбили армию великого визиря, австрийцы предложили суворовским генералам как-то поделить трофеи - османские пушки. Узнав о предложении, Суворов рассудил так: «Отдайте все австрийцам. Мы в бою себе немало пушек добудем, а им где взять?» Такова и есть суворовская ирония, в которой благородство перемешано с сарказмом, а в основе - полная уверенность в собственных победах на много лет вперед.

Позже, после многочисленных совместных побед в Италии, Суворов бросит: «Со мной и австрийцы воевать умеют». Да, он был честолюбив. И, не считая награды главным в жизни, неизменно сокрушался, когда его обходили орденами и чинами, - и шумно праздновал награждения.

Вся речь Суворова, сохранившаяся в сотнях писем, пронизана комикованием - но не праздным. И жизнь его можно изучать по курьезам, по острым диалогам. Такого богатства исторических анекдотов не оставил ни один другой русский человек. Шутки истории сохранились не только в исторической памяти, но и в русской речи. Кто из нас не повторял «За одного битого двух небитых дают», «Смелость города берет», «Ученье - свет, неученье - тьма», «Пуля - дура, штык - молодец». Поговорки либо придуманы Суворовым, либо введены в обиход с его легкой руки.

Неудивительно, что пересуды о нем ходили прижизненно и не скисли до сих пор. Суворовский «Разговор с солдатами их языком» тоже замешан на юморе, хотя по существу очень серьезный текст, подробное руководство к действию в учениях и боях. Но он был убежден: необходимо подтрунивать, подшучивать - чтобы тяжелая солдатская ноша стала чуть легче. Да и кто будет ежедневно выслушивать скучные нотации? Только острое слово помогает офицеру удерживать внимание чудо-богатырей.

«Проклятая немогузнайка! намека, загадка, лживка, лукавка, краснословка, краткомолвка, двуличка, вежливка, бестолковка. Кличка, чтоб бестолково выговаривать; крок, прикак, афок, вайрких, рок, ад и прочее - стыдно сказать! От немогузнайки много беды! За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартирный».

Конечно, суворовские слова вызывали улыбку. Их обсуждали в солдатском кругу.

«Немогузнайка» - классическое суворовское словцо. Не было для него большего наслаждения, чем диалог с храбрым и находчивым человеком. И не было большего разочарования, чем замешательство солдата. На любой заковыристый вопрос у военного должен был готов дельный, осмысленный ответ. И никаких «Не могу знать». О том, какие ответы нравились Суворову, тоже сохранились легенды. «Далеко ли до Луны?» - «Два суворовских перехода». Здесь солдат оказался остроумнее полководца-пересмешника. Но воспитал его таким - Суворов!

Ни с кем Российская империя не воевала так часто, как с османами. Двум империям было что делить - Черное море! Иногда в русскую армию приходили служить французские и даже американские офицеры. Суворов и их подвергал шутливым экзаменам. Об одном из них сохранились колоритные воспоминания:

«Когда Суворов встретился с Ламетом, человеком не слишком мягкого нрава, то имел с ним довольно забавный разговор, который я поэтому и привожу здесь. «Ваше отечество?» - спросил Суворов отрывисто. «Франция». - «Ваше звание?» - «Солдат». - «Ваш чин?» - «Полковник». - «Имя?» - «Александр Ламет». - «Хорошо». Ламет, не совсем довольный небольшим допросом, в свою очередь, обратился к генералу, смотря на него пристально: «Какой вы нации?» - «Русский». - «Ваше звание?» - «Солдат». - «Ваш чин?» - «Генерал». - «Имя?» - «Александр Суворов». - «Хорошо». Оба расхохотались и с тех пор были очень хороши между собою».

В финале жизни - если верить Фуксу - Суворов так рассказал о себе и своей эксцентрике:

«Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили Цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при Дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, утомлял буйных врагов Отечества. Если бы я был Кесарь, то старался бы иметь всю благородную гордость души его; но всегда чуждался бы его пороков».

Может быть, налицо не самая дотошно правдивая легенда, то уж точно красивая.

Последние походы

«Я не прыгал смолоду, зато прыгаю теперь», - говорил Суворов, когда его возвели в графское достоинство и после взятия Варшавы произвели в фельдмаршалы. К нему пришла слава: в честь победителя слагали оды, имя Суворова после взятия неприступного Измаила и побед в Польше знала вся Европа.

Заняв престол, император Павел I затеял почти дружескую переписку с Суворовым. Но военная реформа, которую затеял новый император, большой поклонник прусской системы, Суворова категорически не устраивала.

«Русские прусских всегда бивали - чего же тут перенять?» - писал он в частном послании, которое, скорее всего, было прочитано императором. Знал Павел Петрович и замечательную рифмованную остроту Суворова: «Пудра не пушка, букли не порох, коса не тесак, я не немец, природный русак!»

Последовала жестокая опала, из которой - вот парадокс! - Суворова вызвали спасать царей во главе австрийско-русской армии, которая должна была сражаться с французами в Италии и Швейцарии.

Так повелось в России: частенько в критической ситуации у нас во главе армии ставили почтенных стариков - и они не подводили. Как Петр Салтыков в Семилетнюю войну, как Михаил Кутузов в 1812-м, как Суворов в 1799-м. Кто-то, быть может, добавит: как Евгений Примаков в 1998 году. Есть здесь какая-то тайна Золотого ключика. Возможно, закодированная и в нашем былинном эпосе - о старом казаке Илье Муромце.

В Вене Суворова принимали как последнюю надежду империи - торжественно. А он то и дело поддевал австрийцев - чтобы знали свое место. Вдруг начал выкрикивать из своей кареты: «Да здравствует император Иосиф!» Когда ему объяснили, что Иосиф пребывает в могиле, а в Вене нынче правит Франц, ответил простодушно: «Помилуй Бог, не знал!» Когда австрийские стратеги пытались расспросить его о военном искусстве или дать свои рекомендации, он повторял одно: «Штыки, штыки!..», а потом добавил: «Да, мы, русские, такие. Я еще из лучших». Но штыки и впрямь сыграли в кампании 1799 году ключевую роль.

Легенда о поведении Суворова в Вене, конечно, напоминает фантазию какого-нибудь остроумного романиста, но на Суворова столь шутливые выходки похожи даже в большей степени. К тому же он все рассчитал. Цесарцам сразу нужно было дать понять, что Суворов прибыл в Европу не для того, чтобы таскать им каштаны из огня.

Когда Суворову торжественно вручили план кампании, в финале которой он должен был оказаться на берегу реки Адды (в Италии), он ответил: «На Адде я начну кампанию, а где завершу - одному Богу известно». И австрийцы вынуждены были стерпеть его отношение: ведь без Суворова они оказались на грани катастрофы.

Французская республиканская армия не просто считалась, но и была в те годы лучшей в мире. Свергнувшие монарха французы отбросили все устаревшие условности и в тактике, и в амуниции. Нечто похожее провела и Россия - только не под революционными флагами, а при Потемкине. Но главное, что сделал Суворов - привил своим воинам дух победителей, о котором мечтал Петр Великий. Недаром Александр Васильевич любил повторять петровский афоризм: «Природа произвела Россию только одну, она соперниц не имеет». И всей своей жизнью подтверждал его.

О знаменитом французском генерале Моро Суворов говаривал: «Он меня, старика, несколько понимает, но я его лучше». И, действительно, дважды разбил его. Он весной и летом 1799 года одолел французов в трех генеральных сражениях подряд: такое не удавалось ни одному полководцу в период революционных (наполеоновских) войн.

Адда, Треббия, Нови - три сестры, так называл те свои победы Суворов. Он был осыпан наградами - русскими, австрийскими, итальянскими. Но понимал, что три его победы - прелюдия к полному искоренению французской гиены. И стремился в Париж! Но тут-то и отомстили ему австрийцы, отговорившие союзников (включая императора Павла) от похода во Францию.

Здесь лежит Суворов

У князя Италийского, графа Рымникского никогда не было собственного дома в Петербурге. Как-никак он был московским барином. Будучи в столице, Суворов останавливался у Дмитрия Хвостова - печально знаменитого поэта, чье имя стало символом графомании. У Хвостова, в доме на Крюковом канале, Суворов и умирал. О новых сражениях, о походе на Париж он мечтал до последних своих минут. Было у непобедимого полководца последнее желание, чтобы на его могиле было высечено только три слова: «Здесь лежит Суворов». Возможно, он сам придумал эпитафию. Возможно, ее создал Державин, а Суворов - восторженно одобрил. По крайней мере Якоб Грот включил одностишие в собрание сочинений Державина.

Но выполнить завещание Суворова удалось только много лет спустя. Современники испугались слишком лаконичной надгробной надписи. На первой могиле генералиссимуса в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры значились и имя-отчество, и титулы, и звания. Только внук полководца - петербургский генерал-губернатор Александр Аркадьевич Суворов добился смены надгробия. С тех пор «Здесь лежит Суворов» - самая известная и выразительная русская эпитафия. Объяснения излишни. Регалии ничего не добавляют к столь великому имени. Здесь нетрудно разглядеть гордыню - но, как говорил Суворов, «невинность не терпит оправданий», а цену себе - высочайшую! - он знал.

Бессмертие

Даже ХХ век не списал в архив Суворова - солдата и полководца. Любопытный факт: несмотря на популярность героев нового времени, самой читаемой биографической книгой 1930-х готов стал «Суворов» К. Осипова, выдержавший несколько изданий. А в годы войны - книги Кирилла Пигарева, которые и в наше время читать интересно и пользительно.

Во время войны кавалер Георгиевского банта и советской медали «За боевые заслуги» Владимир Грусланов, сражаясь в рядах Красной Армии, неустанно - путем переписки с разнообразным начальством! - учреждал музеи Суворова - в Кончанском, в Новой Ладоге… И - представьте - их открывали. И до сих пор они остаются очагами памяти о Суворове.

Все знали плакат Кукрыниксов со стихами Маршака:

Колем мы здорово,
Бьемся отчаянно,
Внуки Суворова,
Дети Чапаева.

А в блокадном Ленинграде никто не прятал от обстрелов единственный из старинных монументов - памятник Суворову.

Конечно, великий победитель не забыт и сегодня. Главное, чтобы память о нем не превратилась в подневольный ритуал. Память о Суворов прежде всего азарт, аллегория, порыв к победе, эксцентрика. Скуке - даже самой благообразной - в том же ряду не место.