Александр Севастьянов: Русский язык как государственный. Угрозы и вызовы

Что происходит с русским языком

Трагедия вырождения русского языка, начавшаяся в 1917 году с серии реформ, его упрощающих, в наши дни переживает новый апогей.

Угроза полноценному существованию русского языка является двуединой.

С одной стороны, на смену живому великорусскому языку, как титуловал его Владимир Даль, приходит язык межнационального общения, пригодный лишь для того, чтобы, к примеру, чукча понимал дагестанца и т.п. То есть - язык упрощенный, обедненный, зачастую искаженный, с обрезанными историческими корнями, с убитой традицией, максимально оторванный от русской и славянской этнической основы. Этакий пиджин-рашн.

В своем максимальном выражении тенденция воплотилась в учебнике «Российский язык» для первого класса, специально созданном известными борцами за толерантность и политкорректность: телеведущим Николаем Сванидзе и правозащитницами Светланой Ганнушкиной и Аллой Гербер. Авторы в пределах своей задачи осуществляют программу, обозначенную Егором Гайдаром: «Россия как страна русских в XXI веке не имеет смысла». По сути, перед нами - очередной прецедент этноцида (бескровного геноцида) русского народа, попытка его уничтожения как культурной, цивилизационной общности, скрепляющей всю Россию воедино. Подрывная антигосударственная суть эксперимента очевидна.

С другой стороны, происходит очередной мощный рывок в направлении вестернизации России, что в области языка граничит с крайней англоманией. Не говоря уже о языке научного и квазинаучного сообщества, который давно и фатально непонятен без переводчика нормальному русскому человеку, далекому от того или иного профессионального кружка, не говоря уже и о специальном языке, обращающемся среди интернет-пользователей. Но достаточно просто оглянуться вокруг себя в нашем повседневном быту, чтобы прийти в ужас. Даже весь исторический центр Москвы подчинен англоязычной рекламе, в том числе вывески магазинов, бутиков, развлекательных центров, отелей и проч. Вечером, когда силуэты домов скрываются в тень, а неоновые огни реклам горят ярче, невозможно понять: находимся ли мы в сердце России, в столице нашей страны, в главном городе русского народа - или где-то в Западной Европе. Используется и такой особо изощренный прием надругательства над русским языком, как замена в рекламе отдельных литер с кириллического начертания на латиницу (например, какой-нибудь «ДухLess» и т.п.) [1].

В романе Ивана Тургенева «Отцы и дети» Евгений Базаров восклицает: «Сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны». Что бы сказал великий писатель сегодня! Количество слов иностранного происхождения, употребляемых ведущими на радио и телевидении, давно превышает все нормы предельно допустимой концентрации. На Первом канале мы видим конкурс для совсем маленьких детей, наделенных вокальными способностями; хорошо, что конкурс есть, но что поют дети? Едва ли не через одного они исполняют иностранные (преимущественно англоязычные) песни, слышать которые из уст совсем юных российских мальчиков и девочек - отвратительно и прискорбно. Иностранные песни звучат неожиданно уже и в русских фильмах, где по ходу действия русские персонажи становятся вокалистами. Причем то же совершенно ненормальное, противоестественное явление мы видим не только в мюзиклах, но и в обычных игровых фильмах (к примеру, на английском почему-то поет с эстрады герой секс-символа России Даниила Козловского в свежем фильме «Пятница»), и даже в фильме-сказке «Последний богатырь», где действуют русские традиционные сказочные персонажи, такие как Баба Яга и Кощей Бессмертный. Оба фильма совсем свежие, 2017 года. Не издевательство ли здесь над отечественной кинематографической традицией! Весь ХХ век с советского, с российского экрана звучали прекрасные русские песни, старые и новые, многие из которых широко расходились в народе, становились любимыми, пелись в массах. А что мы видим теперь?! Для кого, для какого народа и с какой стати поет по-английски невесть что русский богатырь в детской сказке?

Нигде в крупнейших столицах мира - Париже, Лондоне, Берлине, Стамбуле - не объявляют остановки в метро на двух языках - государственном и иностранном. А в Москве теперь после объявления по-русски звучит объявление по-английски. Для кого?! Для немногочисленных, но важных гостей? Столь важных, что надо перед ними так унижать себя, своих детей, вынужденных слышать иностранную речь с младых ногтей? Какое отвратительное, низкое холуйство! Как режет слух господское присутствие, как будто мы уже живем под американской оккупацией…

Главная беда в том, что русский язык совершенно не защищен. Беззубый и пустопорожний закон от 20.05.2005 «О государственном языке Российской Федерации», над созданием которого бились несколько созывов Госдумы, не выполняет защитительной функции вообще. О нем можно сказать с полным правом: родами мучилась гора, родила мышь смешную. Закон не только малограмотен юридически, он безграмотен и в буквальном смысле. Так, в ст. 5 говорится: «Защита и поддержка русского языка как государственного языка Российской Федерации способствуют прИумножению и взаимообогащению духовной культуры народов Российской Федерации» (и так написано в законе о русском языке!). Стыдно, мучительно стыдно…

Хуже всего то, что закон формально устанавливает именно и только чисто инструментальную функцию языка, которая никак не соотносится с его культурно-историческим значением: «Государственный язык Российской Федерации является языком, способствующим взаимопониманию, укреплению межнациональных связей народов Российской Федерации в едином многонациональном государстве» (ст. 4). Но межнационально общаться можно и на суржике, и на пиджин-рашн, и на любом другом увечном и убогом варианте великого и могучего, величием и могуществом которого закон нисколько не озабочен. В ст. 4 «Защита и поддержка государственного языка» говорится лишь, что госорганы «принимают иные меры по защите и поддержке государственного языка РФ» (п. 8). Но пункт пустой, за ним не стоит ничего конкретного. И никакой практики тоже, поскольку нет реальной инстанции, его исполняющей. О том, как пункт выполняется, см. выше.

Никаких реальных мер (штрафов, лишения свободы и проч.), карающих за увечье, порчу государственного языка - нашего родного русского языка! - беспомощный закон не предусматривает. Как не предусматривает он и исключительного или хотя бы обязательного использования русского языка в наименованиях товаров, услуг, контор, магазинов, предприятий и т.п. Поэтому ст. 6 «Ответственность за нарушение законодательства РФ о государственном языке РФ» выглядит чистой воды издевательством. Там говорится о том, что-де «нарушение настоящего федерального закона влечет за собой ответственность, установленную законодательством РФ». Но никакой ответственности ни данный закон, ни какие-то иные законы не устанавливают. И нет у нас ни надзирающей, ни карающей инстанций, стоящих на страже русского языка.

Русский язык еще не мертв в нашей стране, но уже и не жив, он тихо вырождается. И соответствующий факт впервые отмечен не нами. Вопросу русского языка много раздумий и текстов посвятил, например, Александр Солженицын, ревностно работавший над сохранением традиций и создавший целый «Русский словарь языкового расширения». Есть и другие неравнодушные специалисты, но их голос не слышен.

А тех, кто призван отражать угрозы нашему будущему, проблема нисколько не заботит.

Суровый урок истории

Чем чревато такое чисто инструментальное отношение к русскому языку лишь как к языку межнационального общения?

Ответ известен. В истории есть очень выразительные примеры, когда смерть языка служила не только симптомом, но и предтечей гибели наций и держав. Так было в Риме, так было затем в Византии. Вспомним.

Прежде всего надо отметить, что падение великой Римской Империи началось с размывания, растворения его государствообразующего этноса в покоренных и присоединенных к Риму народах.

Как известно, до Гая Мария, полководца из простых, римского гражданства не имели не только иноплеменные представители побежденных народов, но даже италики, за исключением собственно римлян - коренных жителей Лациума. Благодаря чему римляне и оставались римлянами и могли вести осмысленную внутреннюю и внешнюю политику, подчиненную истинно национальным интересам.

Все подданные империи, вполне понятно, стремились к обретению римского гражданства и даже готовы были за него воевать. И первая гражданская война в Риме произошла именно из-за проблемы гражданства. Рвавшийся к диктаторской власти негодяй Марий, решив опереться на жаждавших полноправия италиков, щедро подарил им римское гражданство, чем, собственно, и вызвал гражданскую войну. Поскольку Рим восстал против самоуправства, не желая делиться своим исключительным положением. С огромными обоюдными человеческими потерями разгромив подлого популиста и приняв от Сената полномочия диктатора, аристократ Корнелий Сулла не решился, однако, отобрать у италиков раз подаренные права, понимая, что тогда он не закончит гражданскую войну никогда. Так был дан необратимый ход истории Рима в дурном направлении. Гибель Римской республики была предрешена.

Кто такие были теперь римляне? Этническое наполнение слова-символа «римляне» непоправимо изменилось - и продолжало изменяться все сильнее с каждым десятилетием. Особенно с установлением власти императоров, для которых национальная принадлежность их подданных не имела принципиального значения, как им казалось, в отличие от их количества.

Юлий Цезарь и Октавиан Август еще мыслили и вели себя как римляне, но очень скоро все изменилось. Преемник Калигулы Клавдий I (умер в 54 году) охотно предоставлял права римского гражданства уже не италикам, но вообще любым иноплеменникам - грекам и варварам, за что его клеймил в стихах Сенека. Но голос философа был бессилен что-либо изменить. При его воспитаннике Нероне (умер в 68 году) в Риме чужеземцев уже было больше, чем коренных римлян, и ему оставалось лишь сетовать: «Взгляни на многочисленное население, которое едва помещается в зданиях громадного города; большая часть толпы не имеет отечества, а собрались сюда люди из разных мест и вообще со всего света» (Утешительное письмо к Гельвеции, 6, 2).

Процесс шел крещендо. Вскоре он затронул уже не только плебейские, но и аристократические круги римского общества: Веспасиан в 73 году ввел в состав Сената и всадничества жителей Италии и провинций. Во время правления Антонинов от Траяна до Коммода (91-192) «для провинциалов широко распахнулись двери Рима» (Федорова). Адриан стал брать в легионы не только римских граждан, но и жителей провинций, чем способствовал варваризации армии. Наконец, в 212 году император Каракалла (сам полусириец-полуфиникиянин, выродок, убивший собственного брата Гету и свою жену) издал эдикт, которым права римского гражданства получило практически все свободное население Римской империи.

Пали последние рубежи, произошел качественный скачок, сменился - ни много ни мало - субъект истории. На смену бывшей римской нации времен республики пришло римское согражданство.

Рим окончательно перестал быть Римом, а римляне - римлянами. Римом стало некому гордиться, Рим стало некому любить, некому защищать, ведь масса римских граждан, за исключением уже немногочисленных и не сохранивших свою породу потомков жителей Лациума, была связана с гордым именем «римляне» лишь номинально. Для абсолютного большинства подданных Рим ассоциировался с насилием, войной, угнетением, с вековой борьбой их собственных этносов против Рима… Что же им было любить, защищать, чем гордиться? Попользоваться благами римского гражданства - за милую душу, но умирать за Рим?!

Одновременно с размыванием этнической основы Рима закономерно шла его культурная деградация, что коснулось главного: веры, языка, искусства.

В столице ойкумены утвердилось множество иноземных культов, особенно восточных, так что в IV веке Рим заслужил имя «Храм всего мира» (Аммиан Марцеллин, XVII, 4, 13). Но историк Тацит дал тому же явлению более жесткую и верную характеристику: «…в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и негодное и где оно находит приверженцев» (Анналы, XV, 44). В условиях бесконтрольного наплыва инородцев истинным римлянам было невозможно сберечь религию отцов: плохой признак скорой исторической гибели.

Последние великие произведения римской литературы относятся к рубежу нашей эры, что неудивительно, поскольку вскоре латынь перестала быть национальным языком истинных римлян. Язык умер заживо, он перестал жить живой жизнью породившего его народа, превратившись в чисто служебное средство межнационального общения. Из латыни, образно говоря, вынули душу (то же самое сегодня происходит с русским языком, так что много объяснять здесь не приходится).

В этнически смешанном обществе сам собою выродился художественный вкус, а с ним зримо упало великое античное искусство архитектуры и скульптуры, особенно скульптурного портрета, в нем начинают доминировать явно дегенеративные типажи - результат расово-этнического смешения…

Вскоре Рим пал. Начали свой отсчет века его униженного и жалкого состояния.

Обратимся теперь к истории Византии.

Очень важно понять: никто и никогда специально не создавал Византию. Она - лишь зараженный гнилью обрубок сгнившей Римской империи. Когда Рим уже шел ко дну, Восточно-Римская империя (именно ее мы традиционно называем Византией) отделилась и потому спаслась. Налицо был способ уцелеть, сохранить старое, а вовсе не создать новое.

Будучи относительно богатой и удачливой страной, Византия протянула, догнивая, всего чуть более тысячи лет, но весь срок жизни ее терзали внешние нашествия и внутренние неурядицы. Она то распадалась, то вновь собиралась, все сокращаясь в границах и возможностях, лишь временами отнимая у еще более слабой Западной империи части ее имения, но затем опять их теряя, - пока не потеряла все без остатка, включая столицу и имя.

Тысяча лет агонии - так и только так следует характеризовать ее бытие.

У обреченной страны, в отличие от Рима, никогда не было своего государствообразующего народа. Причем Византия - Второй Рим - унаследовала, впитала в себя все, чем был гнусен Первый Рим эпохи упадка. Из упадка, как из помойной ямы, она и произрастала, с него началась.

О какой гнилости говорю я, ручаясь за столь суровый приговор? Какие болезни получил Второй Рим в наследство от Первого?

Если говорить упрощенно, Византия унаследовала общество, лишенное естественной иерархии, национальной и социальной. И усугубила в своем кратком существовании оба недостатка.

Византия была истинно многонациональна. Правда, эллинистическая культура, еще в IV веке до н.э. распространившаяся на здешних землях с приходом Александра Македонского, служила некоторой общей основой для взаимопонимания многочисленных византийских народов. Римское согражданство добавило к основе также некоторое сознание общности. Но лишь до поры до времени. Как, впрочем, и остальные две скрепы империи: язык и христианская вера. Других скреп не было, да и имеющиеся были далеко не надежны.

Итак, о языке. Обратим внимание на яркий и характерный факт: Византия вообще не дала образцов высокой литературы во всех основных ее родах - поэзии, прозе и драматургии [2]. Говоря о сколько-нибудь выдающихся памятниках византийской словесности, имеют в виду лишь житийную литературу, ораторское искусство, памятники юридической и исторической мысли, эпистолярное наследие. Но не собственно литературу, где особых достижений не отмечено. Точно так же, как и Рим, по сути, прекратил литературное творчество после Вергилия и Овидия, Тибулла и Проперция.

Причина одна и та же. Латинский язык с течением времени потерял значение национального языка латинян и превратился в служебный язык межнационального общения множества народов Римской империи; точно то же получилось и с греческим. Да ведь он и не был изначально соприроден огромному большинству населения Восточно-Римской империи, хотя и не совсем чужд благодаря походу Александра Македонского. Вытеснив (за долгие пятьсот лет!) совсем уж чужеродную латынь к VI веку, греческий язык так и не стал, не мог стать родным для всех народов Византии. Один чужой язык сменился в империи другим чужим языком, только и всего. А что же можно создать на служебном языке, который не является органическим порождением тела и души народа, который не связан тысячами незримых нитей с самыми глубинными его корнями? Только служебную же литературу, преследующую вполне практические, далекие от чистого искусства цели. В многонациональном имперском сообществе по-другому и быть не могло.

Интересно, что латынь, преобразовавшись вначале в вульгарную латынь (язык межнационального общения почти всей Европы), в дальнейшем эволюционировала в пределах Италии и вернула-таки себе значение национального языка - итальянского для итальянцев. Что немедленно дало себя знать в великолепных достижениях итальянской литературы уже в Cредневековье. Да и в других странах к моменту гибели Второго Рима уже существовала большая литература на национальных языках. Но в Византии ничего подобного не произошло: здесь некого поставить в один ряд с Петраркой, Данте, Бокаччо, Чосером, Вийоном, куртуазной поэзией Прованса и Бургундии, русским и немецким фольклором и др. Немотствование входит в общий счет, по которому византийцы расплачивались за бремя империи.

Своеобразной реакцией собственно греческого этноса на присвоение его национального языка всем населением Византии и на низведение языка до уровня служебного явилось возникновение так называемых социолектов: по сути, двух разных греческих языков - языка простонародья (и инородцев) и языка рафинированной интеллигенции. Разделение сопровождало постепенный переход от старогреческого к новогреческому языку и сохранилось до наших дней. Общеупотребительный, расхожий язык койне оказался отделен от языка образованных слоев, нарушилось живое единство не только национального языка, но и народной души и судьбы греков. (Так в свое время и вульгарная латынь отделилась от классической латыни эрудитов.) Литературное бесплодие - прямой результат столь уродливого явления. А оно, в свою очередь, прямой результат уродливого общественного устройства.

Так обстоит дело с языковой скрепой Византийской империи.

Сказанное должно послужить нам уроком.

Русскому языку должно быть возвращено его полноценное бытие живого великорусского языка. Именно бытие живого языка, а не его значение как языка межнационального общения должно нас заботить. Известно ли, как добиться подобного результата? Да, конечно.

Как быть, что делать?

Пример эффективной борьбы за чистоту языка дает нам Франция, где действует полный запрет на использование иностранных слов для товарных знаков, в случае если у них есть французский аналог - вплоть до преследования за употребление привычных e-mail и computer. Специальная служба отслеживает процент иностранных слов в речи радио- и телеведущих, и если процент превышает установленную строгую норму, то жестоко штрафует провинившихся. А аналогичный польский закон даже более суров, так как предполагает не только запрет использования иностранных слов, имеющих польские аналоги, но и требует, чтобы все иностранные названия, имена собственные и торговые марки переводились на национальный язык. Так заботятся о себе народы, желающие сохранить свою идентичность в веках.

Но самый замечательный, достойный подражания пример подал Израиль, государственным языком которого стал иврит, считавшийся на тот момент языком мертвым, на котором никто - кроме раввинов и ученых специалистов - не говорил, предпочитая еврейские языки в странах проживания диаспоры: идиш и ладино. Однако евреи отлично поняли глубинную связь природного национального языка с тончайшими настройками племенного мозга и национальной психики, а потому сегодня все израильские евреи говорят именно на иврите, он - государственный язык Израиля. Поистине духоподъемное и волевое решение! И весь народ Израиля ему подчинился и вернул себе свое происхождение, свое забытое прошлое. Было трудно, но оно того стоило.

У нас же с 1917 года запущен прямо противоположный процесс, облегчающий, то есть целенаправленно и систематически обрубающий исторические корни нашего русского языка, а с ними и важные нити, связывающие поколения русских людей в одно целое. Стыдно сказать, русские школьники, да и взрослые не в состоянии теперь без переводчика прочесть не только «Слово о полку Игореве», но и гораздо более поздние литературные памятники: переписку Грозного с Курбским, «Житие протопопа Аввакума» и т.п. Посещая церковные службы, слушая церковно-славянские тексты, они половину не воспринимают, не могут понять, то есть вместе с русским языком умирает, вырождается и русская вера, религия. Попытки же перевести священные тексты на примитивный, простой и доступный язык межнационального общения приводят к непоправимым и ужасным смысловым потерям. Когда, например, вместо многозначительного и глубокого «Но избави нас от лукавого» в самой главной христианской молитве поп произносит плоское и пошлое «Но избави нас от всякого зла».

В связи со всем сказанным представляется необходимым противодействовать тем вызовам и угрозам, которым подвергся русский язык.

На первый случай следовало бы изменить и дополнить уже действующий закон, заменив рекомендательные и неконкретные статьи на четкие нормативы и учредив специальную государственную инспекцию, призванную блюсти чистоту русского языка во всех доступных контролю сферах употребления, в первую очередь публичных. За нарушение закона «О государственном языке Российской Федерации» должны быть предусмотрены ясно определенные меры пресечения и наказания - от внушительных штрафов и вплоть до закрытия печатного издания или теле-, радиопрограммы, изъятия лицензий у рекламных агентств и предприятий любой формы собственности и т.п., а в отдельных, особо тяжких, случаях - вплоть до лишения свободы.

Изучение русского языка и русской литературы должно быть безусловным и приоритетным в школьном и среднем специальном образовании. Причем необходимо в рамках изучения истории религий и/или основ православной культуры изучать древнерусский язык, приучать детей (русских - обязательно, прочих факультативно) к пониманию его красоты, силы, глубины и иных преимуществ.

Уполномоченным государственным инстанциям, в первую очередь министерству культуры, надлежит широко вовлекать наш народ, особенно молодежь, в конкурсы и викторины, в проекты, направленные на изучение русского языка и русской литературы. И здесь исторические аспекты русского языка должны быть всячески акцентированы, чтобы пробудить дремлющую в каждом русском человеке генетическую память, национальные архетипы.

Необходимо составить списки иностранных слов, внедренных в русский современный словарь за последние тридцать лет и наиболее часто употребляемых, но имеющих внятные русские аналоги. Такие слова должны быть тотально запрещены к употреблению в государственных СМИ под страхом серьезных штрафов, а за употребление в частных СМИ за них должна взиматься пошлина, имеющая целевое назначение, направляемая на мероприятия по поддержке русского языка. Так сделали, например, в Турции, освободив турецкий язык от арабизмов, от персидских, французских и иных ненужных иностранных слов.

Русский язык сегодня опасно болен. Чтобы спасти его от вырождения и смерти нужны сильные лекарства. Полумеры тут не помогут.

[1] Явление далеко не так безобидно, как может показаться. Поскольку оно происходит на фоне общей экспансии латиницы на постсоветском пространстве, что является, во-первых, элементом его духовного подчинения агрессивному и нетерпимому к инаковости Pax Americana. Так, на латиницу уже официально перешел Казахстан, вследствие чего оттуда немедленно усилился отток русских, и без того значительный. В 1999 году в нашем российском Татарстане был принят даже закон о переводе татарского языка на латиницу, и только решением Конституционного суда в 2004-м начинание местных властей было пресечено (Верховный суд Татарстана был вынужден поддержать решение КС). А во-вторых, для казахов и татар переход с кириллицы на латиницу означает в первую очередь присоединение к глобальному так называемому тюркскому проекту. Другие тюркоязычные народы России потенциально тоже подвержены дезинтеграционной для нашей страны инициативе.

[2] Ср.: «Византийская литература бедна жанрами, которые сейчас называются беллетристическими». - Полякова С.В. Из истории византийской любовной прозы. - Византийская любовная проза. - М.-Л., Наука, 1965. - С. 113.