Спор о Сафронове. Почему журналисты больше не важны для оппозиционной вертикали

Прямой обмен резкими взаимными упреками между Иваном Голуновым и Алексеем Навальным по поводу ареста Ивана Сафронова, бывшего спецкора «Коммерсанта» и «Ведомостей», обвиняемого в госизмене, перевел отношения между российской независимой журналистикой и крупнейшей оппозиционной группой в новое состояние. Навальный если не формальный глава, то самое известное лицо российской оппозиции, неофициальная вершина оппозиционной вертикали. А Иван Голунов с 2019 года - лицо независимой, профессиональной и непартийной прессы.

Хотя пространство, где оперируют и те и другие, сужается, российская журналистика придерживается классического взгляда на свою роль в политике. Она считает себя необходимой для успеха политика, даже если на практике до успеха очень далеко, а в российских авторитарных условиях видит себя не тождественным, но часто пересекающимся с оппозиционной политикой множеством.

Нынешняя полемика показывает, что Алексей Навальный, который первоначально разделял изложенную точку зрения, а потом постепенно от нее отдалялся, теперь не считает ее верной, а отношения с прессой - ценными. Таким образом, Навальный продемонстрировал, что, несмотря на узость оставшегося пространства для маневра, он - частный случай мирового антиэлитистского тренда.

Судя по всему, примерно в 2017 году Алексей Навальный открыл для себя то же самое, что в 2016-м обнаружил кандидат и тоже оппозиционер Дональд Трамп. Раньше победителем выборов был тот, кто убедительнее и шире других собирал вокруг себя коалицию избирателей, бизнеса и прессы. Взносы бизнеса в избирательную кампанию показывали, что капитал относится к кандидату серьезно и будет с ним сотрудничать, пресса давала кандидату площадку и рассказывала о нем избирателю, избиратель давал ему голоса.

Барак Обама впервые развернул в дополнение к работе через прессу и взносам от бизнеса большую кампанию в социальных сетях и краудфандинг из мелких народных пожертвований. Таким образом, избиратель был для него не только голосами, но и деньгами, и аудиторией на независимой от прессы площадке социальных сетей. Тем не менее Обама не отказался от классики: он вел как бы две кампании, классическую и альтернативную, дополнял, а не заменял одну другой.

Трамп пошел дальше. Он понял, что кампанию можно вести не параллельно прессе, а против прессы. Для обывателя, рассерженного на несправедливость жизни, пресса не решение, а часть проблемы: далекие, шибко умные, неплохо зарабатывающие люди, которые им манипулируют и держат за дурака.

Если обращаться напрямую к такому избирателю, для которого все чиновники - воры, все бизнесмены - мироеды, все журналисты - проститутки, все художники - бездельники, все мигранты - паразиты, или строить комбинации из того же набора, можно обойтись без прессы, без партий, без художников и даже без бизнеса, особенно если ты сам миллиардер или у тебя есть свои кошельки.

Когда политик превращается в медиа, он конкурирует не за них с другими политиками, а с самими медиа за трафик и нарратив. В самом деле, кто лучше расскажет о себе, чем я сам? Зачем доверять рассказ другим? Лучше подорвать у избирателя доверие к другим и замкнуть информацию о себе на собственные источники.

Пресса как враг простого человека

Популизм - сумма антиэлитизмов. Он дает возможность поочередно выделить группу с особыми свойствами и собрать против нее остальных. Тогда отношения «Простой человек - элита» будут воспроизводиться в новых и новых конфигурациях, где каждый раз заново собранное большинство обычных, то есть не обладающих выделенными навыками людей, будет включать в себя представителей других сложных групп, которым достанется в следующий раз.

Подход похож на универсальную отмычку. С бизнесменами, чиновниками, журналистами разобрались. А вот, например, врачи: как никогда актуально. Пичкают непроверенной отравой, а лечат плохо, заставляют носить никому не нужные маски, а вот погляди-ка, безответственно разрешили снять маски, сейчас заразимся и умрем. Архитекторы стали плохо строить: где Парфенон? Урбанисты копают метро под домами, чтобы мы все провалились, и за парковки плати, а без них каждый будет парковаться где захочет бесплатно. Учителя перегружают наших детей всякой ерундой.

Левый популизм устроен похоже: полиция только проедает наши деньги и линчует невиновных, университеты пропагандируют наследие угнетателей и так далее. Атаковав группу, маркированную определенным признаком, ты всегда соберешь коалицию из тех, кто признаком не маркирован, и так по очереди. Главное - своевременно и правильно подбирать и менять группы. Но если подбирать неудачно, можно просто отталкивать их от себя одну за другой.

Институциональный рейтинг доверия прессе в России невысок, она здесь почти такая же легкая жертва, как чиновники и бизнесмены. В добросовестность журналистов народ не верит: все журналисты работают на кого-то за деньги, но скрывают; кто платит, тот и заказывает, кто поит, тот танцует. Да и не простой народ туда же: слово «отрабатывает» - чуть ли не первое, что произносит самый что ни на есть свободолюбивый интеллектуал, когда сталкивается с информацией, не подтверждающей его картину мира.

Проблемы конфликта с прессой

Пренебрежение политика прессой - вместе с развалом старых партийных систем - частный случай кризиса представительной, опосредованной демократии и не исключено, что начало перехода к прямой, возможность которой дают социальные сети и верифицированные аккаунты.

Однако, наблюдая за Дональдом Трампом, мы видим, что конфликт с прессой укрепляет и сплачивает его группу поддержки, но не расширяет ее. Группа поддержки замыкается в себе. Замкнувшись в себе, то есть черпая информацию о своем лидере из его же уст, она легко оказывается в роли pars pro toto - части в положении целого. Начинает считать себя народом, или оппозицией, или носителем абсолютной правоты.

Соответствующий механизм хорошо виден по московским городским спорам, где каждая из групп упорно и вопреки очевидности - все же только что видели и читали реплики людей с противоположным мнением - называет себя «жители», «горожане», «москвичи».

Чтобы привести в группу поддержки чужих, нужна пресса, действующая по принципу «Выслушать всех, понять логику всех». При нынешней американской поляризации нечто подобное уже практически невозможно, но такой момент был даже у Трампа, а самые профессиональные российские журналисты и редакторы выучены по старым западным правилам и в них не наигрались, уж не говоря о том, что оппозиция в России имеет фору у независимой прессы и интеллигенции.

С другой стороны, пресса и интеллигенция - удобные цели для антиэлитной мобилизации, и слишком сближаться с ними политику не обязательно: электорально они весят немного, а в эпоху прямого общения политика с избирателем их посредническое значение обесценивается. Тем более что пресса к тому же конкурент за трафик и умы и продолжает пропагандировать и практиковать отстраненность и объективность, от которых политику никакого толку. Зачем она, если даже на самом Западе «Выслушать всех» сменяется на «Не давать слова носителям неправильных взглядов».

Вдобавок независимая пресса в Америке - просто пресса, а в России, в силу дефектной сословной структуры, она по совместительству оппозиция. Поэтому она поневоле оказывается конкурентом за влияние в оппозиционной нише.

По политической оси ей можно противостоять как конформистам, представляя объективность как трусость. А по оси медийной здесь противостояние жанров: блогера - журналистам. Блогер может позволить себе больше, чем журналисты. Если блогер политик, его задача - не освещать деятельность правительства, а заменить его собой. В конце концов Трамп и есть блогер, заменивший собой правительство.

Мы видим, однако, что конфликт с прессой, который помог Трампу на начальном этапе (люди любят смелых), перестал помогать сейчас, перед переизбранием. Ссоры и перепалки аж целого президента с журналистами, которые прежде выглядели свежо, превратились в рутину. Они затрудняют выход Трампа на нейтральные (или прежде нейтральные) площадки к группам избирателей, находящимся за пределами его ядра и сообщества читателей его твиттера.

Чтобы доказать свою правоту, ты должен быть или хотя бы на время стать частью одного сообщества с тем, кому ты что-то доказываешь. Только в таком случае чужая правота не будет воспринята как собственное поражение. Но так невозможно сделать, находясь внутри своего сообщества, на принадлежащей ему площадке.

Другая проблема, связанная с ссорой между большой прессой и Трампом, - кадровая. У Трампа кадровая текучка, ему не удается сформировать стабильную и авторитетную команду. Годами остаются вакантными или неудачно заполняются посольские посты в важных столицах, меняются министры, госсекретари и помощники по национальной безопасности. Они пишут такие статьи и книги, дают такие интервью, что в иных условиях могли бы пострадать за госизмену. Аппарат среднего звена постоянно дает разоблачительные утечки.

Конфликт Трампа с прессой ставит под сомнение принадлежность к управленческой и политической элите почти любого члена его команды. Если сам Трамп как выборный лидер черпает легитимность и признание напрямую от избирателя, высшая политическая бюрократия легитимируется через включение в политический класс, а условием является признание компетентности и профессиональной пригодности в прессе.

Участие в команде Трампа ставит традиционные критерии под угрозу, поэтому управленцы, рекрутированные Трампом, растянуты по осям разных лояльностей. Или отобраны по остаточному принципу среди тех, кому общепризнанная принадлежность к управленческой элите не важна.

Теневая силовая структура

Пугающий русскую интеллигенцию сталинизм русского народа - не что иное, как персонифицированная форма антиэлитизма, а он, в свою очередь, - форма требования внимания народа со стороны элит. Претендовать на власть можно, так или иначе представ в роли укротителя элиты в интересах простого народа.

Причем всей элиты, а не только коррумпированных чиновников. Политическое предложение Алексея Навального в последние годы сильно сдвинулось влево. Грань между просто богатым управленцем и управленцем, разбогатевшим на воровстве, все менее существенна.

Точно так же менее существенно для общения с массовым избирателем разграничение на независимую и управляемую прессу. Пресса сейчас - ценный актив скорее для битья, чем для союзничества. Внутри журналистского сообщества сохраняется представление о профессиональных и непрофессиональных редакциях, но массовому потребителю трудно разглядеть различия.

Доверие прессе в России низкое, а доверие спецслужбам по-прежнему одно из самых высоких, что подталкивает оппозиционную организацию к тому, чтобы стать своего рода правильной, альтернативной спецслужбой, сосредоточенной на разоблачении и предвкушении наказания. В конце концов важнейшие пункты оппозиционной программы связаны с тем, чем занимаются органы правопорядка действующей власти, - с увольнениями, разоблачениями и посадками.

У оппозиционной структуры возникает профессиональная деформация, сродни той, какая есть у сыщиков, чей кругозор постепенно ограничивают их профессиональные цели и круг общения. Постоянная погоня за коррупционерами начинает приводить к тому, что в любых действиях перестают быть заметными любые иные намерения - кроме коррупционных: что ни делается - делается, чтобы украсть.

Так происходит превращение из теневого правительства в своего рода теневую сыскную и силовую структуру, что накладывает отпечаток и на общение с прессой. А у силовых структур оно всегда идет с трудом.

Белый клин красным клином

Такое превращение вполне соответствует русской поговорке про вышибание клина клином. Основным противовесом режиму, построенному на картине мира силовиков, в России оказывается организация, чье поведение и чаяния в конечном счете близки силовым, в том числе в отношениях с разными элитными группами, в частности с независимой прессой. А картина падения режима все больше выглядит не как смена коррумпированной вертикали гражданской вольницей, а как замена неправильной вертикали на другую, правильную.

То, что отношение к прессе у главной оппозиционной группы и у представителей режима схоже, не так уж парадоксально, если принять во внимание их общую антиэлитистскую платформу. Ведь главным действующим антиэлитистом, учитывая массовый спрос на соответствующее амплуа, пытается быть сам президент Владимир Путин. Он реализует свой антиэлитизм в широком диапазоне, от соленых шуток до жестоких кар для разных представителей элиты через силовой аппарат. Порой кары происходят по инициативе самого силового аппарата, которую, даже если она наказуема, трудно дезавуировать, не проявив непопулярной мягкости.

Пока Алексей Навальный разоблачает одних и презирает других, у силового аппарата режима есть возможность покарать их всех от имени Владимира Путина с его предварительного согласия или в расчете на одобрение постфактум. И одобрение трудно не дать, чтобы не выглядеть слабым. Возможность увольнять и карать сейчас, а не в будущем пока делает Путина в глазах российского большинства привлекательнее Навального и вообще любого оппозиционера или нижестоящего функционера. Путин может наказать или помиловать любого ниже себя, значит, он сильнее всех.

Однако в периоды, кода режим слабеет и - безвозвратно или временно - теряет популярность, ему труднее выбирать жертв, не ошибаясь. Жертва может внезапно оказаться популярнее самого режима в определенной группе или области, как Иван Голунов прошлым летом у журналистов, или губернатор Сергей Фургал последнее время в Хабаровске, или сам Алексей Навальный в далеком 2013 году.

Трамповский по стилистике разрыв Навального с прессой означает, что, если не произойдет смены тенденций и игроков, в случае открытия российского политического пространства для конкуренции российская авторитарная аномалия будет конкурировать не с классической западной нормой, а с локальной разновидностью глобального антиэлитистского тренда, превращая битву за власть в сражение старого и нового популизмов.