Владислав Сурков: Россия оказалась в границах похабного Брестского мира

В наше время слово «геополитика» применяется в основном для объяснения неприятностей на биржах и в обменниках. Но было бы не вредно напомнить о его изначальном смысле. В те далекие времена, когда геополитика надеялась стать наукой, она успела придать некоторым банальностям почти академический блеск, что позволяет до сих пор использовать их как для идеологических конструкций, так и для военно-стратегических гаданий.

Одна из банальностей гласит, что ландшафт определяет характер государств. Особенности развития того или иного народа и его устремлений зависят от свойств местности, в которой он образовался. Жители равнин отличаются от горцев. Морские державы от континентальных. Нация, рожденная в Диком Поле, не похожа на нацию, рожденную в Тевтобургском Лесу (немцы) или на берегах Желтой Реки (китайцы).

Вторая банальность заключается в том, что размер территории имеет значение. Контроль пространства - основа выживания. Теперь часто слышно, что территория и контроль - архаическое представление о политике. Что борьбу за земли, моря и небеса больше вести не стоит. Но почему - непонятно. Скорее всего, просто лень и страшно.

Конечно, представление о ландшафте и территории существенно усложняется. Всюду возникают разнообразные, ранее невиданные и мало исследованные виртуальные ландшафты киберпространства. А изучение соседних планет подсказывает неугомонным сверхдержавам, что расти можно не только в разные стороны, но и вверх, в космос, который в программных документах НАТО называется «все более оспариваемым, перегруженным и конкурентным пространством». Углубляется понимание того, как сильно на поведение тех или иных народов влияют психологический ландшафт, окружающая их мифическая среда, рельеф коллективной исторической памяти.

Мнемологическое пространство всякой амбициозной нации неоднородно, контрастно. Формируемое победами и поражениями, оно состоит из возвышенностей и низменностей, вершин и провалов. Победы вспоминаются охотно, празднуются и проецируются на будущее. Эпохи позора обсуждаются редко и на пониженных тонах, а то и вовсе замалчиваются. Но попытки помнить только о хорошем и забыть о плохом вполне естественны и вполне тщетны по законам психологии. Накапливаясь, позитивный и негативный опыт народа связывается в единый комплекс, который воздействует на коллективное сознание и поведение. Причем каждый народ закомплексован своей собственной, неповторимой и неделимой закомплексованностью. Так что вспоминать о плохом все же придется. Ведь пропасти - не менее впечатляющая часть ландшафта, чем высоты. И не меньше триумфов мотивируют людей унижения и травмы.

В феврале 1918 года состоялось историческое (и отчасти истерическое) заседание центрального комитета партии большевиков. Там было утверждено решение о заключении мира с Германией, известного как Брестский. Но он заранее получил в оппозиционной прессе, которая тогда имелась, дополнительное и более четкое название - похабный. И действительно, мир получился оскорбительный. По его условиям Россия отказывалась от огромных территорий Прибалтики, Белоруссии, Украины, прежде ей принадлежавших. Западная граница откатилась далеко на восток, задвинув страну в пределы допетровских и даже доромановских времен. Похабнее некуда.

По иронии судьбы унизительный договор был отменен не Россией, а ее бывшими (покинутыми ей) союзниками. В том же 1918 году. После чего Советская Республика и далее Советский Союз постепенно вернули утраченные земли. По видимости.

Но геополитические процессы медлительны, их результаты не сразу проступают из-под нагромождений ошеломляющих событий. Распад России, начавшийся в 1917-1918 годах XX века и как будто остановленный коммунистическим государством ценой колоссальных жертв, на самом деле не прекратился. Великий и могучий Советский Союз оказался на поверку не крепостью, а чем-то вроде чернобыльского саркофага, внутри которого продолжались реакции деления, разложения и отчуждения. И если сравнить современную карту европейской части РФ с картой, утвержденной пресловутым Брестским миром, то вряд ли найдется много отличий. Поразительно, но западная граница нынешней России почти совпадает с той линией ограничения, на которую в 1918 году малодушно согласились большевики после предъявления германского ультиматума.

Получается, что Россия спустя много лет была вновь оттеснена обратно в границы похабного мира. Не проиграв войны. Не заболев революцией. Какой-то смешной перестройки, какой-то мутной гласности хватило, чтобы лоскутная советская империя расползлась по швам. Значит, фатальная уязвимость была встроена в систему.

И что дальше? Точно - не тишина. Впереди у нас много геополитики. Практической и прикладной. И даже, возможно, контактной. Как же иначе, если тесно и скучно, и неловко... и немыслимо оставаться России в границах похабного мира.

Мы за мир. Разумеется. Но не за похабный. Мы за правильный мир.

Патриарх русского национализма Александр Севастьянов: По законам этнополитики русско-украинская война неизбежна