Магия Эйзенштейна. Александр Невский в руках политтехнологов

В отличие от многих других замечательных юбилеев 2021 года (100 лет смерти Николая Гумилева, 80 - гибели Марины Цветаевой, 300 - петербургской империи), 800-летие Александра Невского было замечено нашей властью. Что уже, конечно, хорошо. Александр Невский - важнейшая для России фигура, можно сказать, определяющая в становлении Русской империи.

Здесь, правда, есть одно «но». Со столь далекой перспективы, с которой мы смотрим на Александра, его фигура становится слишком удобным объектом для идеологических спекуляций.

Самый яркий пример - наше евразийство, чуть ли не ключевой эмблемой которого странным образом оказался Александр Невский. При том что исторически Александр был главным образом центральным культурным героем России и покровителем Петра Великого и Петербургской империи в целом. Порукой тому - и плеяда русских царей Романовых с именем Александр, и солнце русской поэзии Александр Пушкин, чей образ в глазах современников оказался связан именно с образом Александра Невского, солнца земли Русской. (Добавим сюда же Александрийский столп - колонну Александра Невского и центральный образ пушкинского «Памятника».)

Понятно, в чем здесь дело. Решая свои политические (и даже геополитические) задачи, Александр боролся с немцами на Западе и договаривался с татарами на Востоке. Отсюда евразийство - как идеология агрессивно антиевропейская - делает вывод: Александр наш, он ненавидел гнилой Запад и любил нашу прекрасную Азию. Понятно, что налицо полная чушь, что Александр ничего такого не думал и не мог даже и мыслить подобными категориями в эпоху, когда не было ни понятия Запада, ни понятия единой Руси. Что решал он чисто утилитарные задачи и был в гораздо большей степени орудием Провидения, нежели сознавал сам. Но для выращенной в британских фабриках мысли идеологии евразийства здесь мелочи. Англичанам важно было оторвать Россию от Европы, чтобы она сама затем благополучно сгинула в песках Азии. И образ Александра пришелся как нельзя кстати. Неизящные квадратные мозги евразийцев с удовольствием ухватили наживку, и - пошла по Руси Великой гулять английская легенда о евразийском выборе Александра.

Другой пример - более вопиющий. Пример того, как образ Александра Невского, взятый на вооружение советской пропагандой, обратился чуть ли не в образ героя-антихриста. А само христианство оказалось представлено образом абсолютного зла. Да, речь, конечно же, идет о фильме товарища Эйзенштейна «Александр Невский» (1938).

Эстетически фильм почти безупречен. Многие кадры его если не на грани гениальности, то весьма хороши. Разумеется, за вычетом батальных сцен, пошлость которых порой зашкаливает, что и понятно: Эйзенштейну изменяет чувство эстетики, уступая место инстинкту расы (рыцари, которые тонут в мосфильмовском пруду, - идеально отражают и эстетический провал, и бессилие инстинкта).

Что касается идейного стержня фильма, то понятно, что в его фокусе - будущая война с Германией. В 1938 году проектные культур-менеджеры активно готовят к ней русских. В 1939-м, в момент подписания пакта Молотова-Риббентропа, их охватит мистический ужас (фильм Эйзенштейна благоразумно снимут с проката, а самому режиссеру - вот так шутка богов! - придется по заданию товарища Сталина писать балет по мотивам «Валькирии» Вагнера для немецких друзей). Однако в 1938-м все складывается для них хорошо. Русских Иванов готовят к войне, апеллируя к национальным чувствам, реанимируя традиционный русский патриотизм.

Понятно, что фильм ориентирован прежде всего на пацанов, которым предстоит идти умирать на конкретной войне с немцами. И именно им призван задать нужные коды. Немцы в фильме представлены абсолютным злом. Они даже не немцы. Даже не люди. Их суть - холодная машина смерти, совершающая свою работу под знаком инфернального зла, которым выступает - как же иначе - христианский крест. А каждая сцена с рыцарями тщательно, настойчиво, назойливо подчеркивает: зло - суть христианство, христианство - суть зло.

Главным актором зла выступает, конечно, епископ, в изобилии украшенный свастичными крестами. Торжественные крестные знамения и воздевания рук епископа представлены как магическое служение злу, как чистейшее дистиллированное инферно. Особенно, когда под воздетые с намотанной на руку цепью с распятием руки безупречные арийские дьяволы бросают в огонь русских младенцев, принося, как видно, магическую жертву своему христианскому богу.

Конечно! Именно так в свое время поступали ближневосточные карфагеняне, дальние родственники Эйзенштейна и его близкие друзья-большевики во время революций и чисток. Но теперь - время реванша Карфагена, поэтому и магия всесожжения (holokauston - греч.) переворачивается с ног на голову, создавая в головах мальчишек, которых скоро погонят на убой, перевернутый код, в оптике которого карфагенские магические обряды совершают христиане-крестоносцы.

Но никакая древняя магия не поможет врагу: «Умеючи и ведьму бьют», - говорит русский богатырь, валя в битве рыцаря-крестоносца. После чего с трещетками, бубнами и дудками вступают скоморохи в татарских шапках: разумеется, наша разухабистая скоморошья магия посильнее магии крестоносной. Епископ и его монашья свита напрасно огораживают себя крестами. Наши - в кавычках - со смехом разрушают крестоносный священный шатер, разбивают священный орган - христианские знамена должны быть повержены и осквернены, христианское зло - окончательно искоренено и стерто с лица земли.

Все будущие мифы будущей войны представлены и разыграны здесь безупречно (что и понятно, ведь их пишут одни и те же культуртрегеры): женщина на войне, русские с голыми руками и палками, идущие на железные укрепления, бьющие врага в спину, переодевшись в его форму, а также предатели, по карфагенскому обычаю отданные на растерзание толпе: «Коротка кольчужка» (не спасут предателя немецкие технологии!), и прочее, и прочее в том же духе.

Русская - в кавычках - военная стратегия прописывается с тем же точным прицелом (фильм, повторимся, смотрят мальчишки, которых скоро погонят умирать). «Обозны сани сцепи да позади себя поставь», - говорит один русский воевода другому, в которого должен ударить основной удар немцев. Намек понят: именно так, при помощи заградотрядов, проектные менеджеры и намерены воевать русским пушечным мясом с самым опасным своим врагом.

Существует фото, на котором товарищ Эйзенштейн, которого во время съемок фильма «Октябрь» пустили в тронный зал Эрмитажа, сидит, развалившись на имперском троне Романовых, задрав свои толстые ляжки в перхотных штанах на его золотые подлокотники. И мы понимаем: «Обозны сани сцепи да позади себя поставь», - говорит не воевода Александра Невского, а посредством создания образа в нашем сознании говорит та самая лыбящаяся обезьяна, которая двумя десятилетиями ранее расстреляла царскую семью, а теперь, приземлившись на троне русского царя, посылает одно гойское племя на истребление другого, более для нее опасного, чтобы во всеиспепеляющем holokauston сгинуло все, что есть она.

Вот так работает пропаганда, так работает цирк с конями карфагенских культуртрегеров, имеющих тысячелетний опыт создания иллюзорных образов и развязывания неиюллюзорных войн.

Поэтому, господа, будем предельно осторожны и внимательны, когда очередной государственный муж начинает жонглировать именами национальных героев, а очередной, кудрявый, с перхотью, культур-менеджер - воплощать их образы в очередном шедевре. Желательно, чтобы за каждым новым сеансом черной магии неизменно следовало ее разоблачение прежде, чем в жертву черным карфагенским богам принесут гекатомбы жизней русских детей.