Рождественская встреча

Для меня Рождество - особый день, потому что с 6 на 7 января 1943 года погиб под Сталинградом мой отец, который воевал в штрафном батальоне. И я с самого детства каждый раз в рождественскую ночь, просыпаясь, связывал события моего дня с событиями последнего январского отцовского дня.

Я просыпаюсь, встаю, умываюсь, а отец, быть может, выходил на ледяной ветер и тоже брызгал себе в лицо ледяной водой, или тоже вытирал себе глаза снегом.

Я сажусь за письменный стол, работаю, пишу строки своего нового романа, а отца тем временем строили, выдавали винтовку, патроны, инструктировали перед боем.

Я, окончив свой труд, иду на улицу поговорить с приятелем, а отца выводили на передний край, в ледяной окоп, где он ждал сигнала к атаке.

Я отправлялся в Дом литераторов, в общество своих друзей-писателей. Мы веселились, там были прелестные барышни. Мы вкусно ели, хохотали, болтали, дурачились, пили вино. А отца вместе с батальоном поднимали в атаку, и он шел, утопая в снегу, по беспросветной вьюжной сталинградской степи - навстречу пулеметным трассам. И одна из очередей пробивала его насквозь, и он падал в снег и лежал там, умирая, истекая кровью. А я провожал свою подругу домой, и, может быть, под каким-то московским деревом, прежде чем ей ускользнуть из моих объятий, целовал ее.

Потом я возвращался домой, ложился спать и думал о том, что отец лежит в черной ледяной степи, и в глазах его застыли холодные твердые слезы.

И так было на протяжении многих-многих лет. А потом случилось то, что стало моим рождественским воспоминанием, и живет со мной уже на протяжении десяти лет.

Я поехал встречать Рождество в деревню, где меня ждала холодная, замороженная изба. В соседнем селе была церковь, в которой намечалась рождественская служба. Я приехал в деревню, вошел в ледяную избу и стал топить печь. Дрова разгорались неохотно, но в комнате с каждой минутой становилось чуть теплее. Надо было идти на службу. Я до отказа заложил печь дровами и отправился в храм. Отстоял там всю службу. Красивую службу, с чудесными родными лицами, с замечательным батюшкой - отцом Игорем, который исповедовал меня ласково и тепло. И я снова думал об отце - как он лежал, вмороженный в снег. Мне хотелось увидеть его, посмотреть в его лицо, получить от него весть. И я, все время молясь, стремился в сталинградскую степь.

Потом, когда служба кончилась, народ стал расходиться, я сел в автомобиль, вернулся в свой деревенский дом. Переступил порог уже жилой, натопленной избы. Дрова прогорели, оставались еще небольшие красноватые угли. Я сел за стол, перед тем как улечься спать, и вдруг на свет лампы прилетела разбуженная теплом бабочка-крапивница. Самая простая, самая милая бабочка русских полей, лесов и деревенских пустырей. Я смотрел на зимнюю бабочку, как она летала вокруг лампы, как ее тень носилась по избе, затихала, исчезала, вдруг опять появлялась. И вдруг она села на мою руку. Рука моя была освещена лампой и была самым ярким пятном в комнате.

И я вдруг подумал, что ко мне прилетел мой отец.