Грязные руки

Я стыжусь первого дня работы в «Воронежском курьере». Коллективу меня представляли господа учредители - Максим Увайдов, руководитель областного департамента имущественных и земельных отношений, и Василий Смольянов, курировавший вопросы печати. Они же подписывали со мной контракт. Увайдов, насколько я понимаю, происходит из бухарских евреев. В Воронеж он попал этапом из Краснодара через Минсельхоз вместе с Алексеем Гордеевым. Грузный, хотя и молодой парень, разменявший тридцатник, Максим Иосифович всегда производил на меня тягостное впечатление. Наверное, из-за отсутствия чувства юмора, а главное - деликатности.

- Какие у властей есть претензии к газете? - спросили у него курьеровцы.

- От нее руки пачкаются, - ответил Максим Иосифович и все испортил.

По-моему, увайдовых в принципе нельзя допускать до общения с нашим братом, журналистом, как, наверное, и любым другим представителем творческих профессий. Такого трехэтажного мата, как от руководителя ДИЗО, я не слышал со времен работы на Воронежском шинном заводе. Правда, ругался он, конечно, когда был страшно недоволен, с глазу на глаз. Помню, инструктируя меня по поводу возможных осложнений в «Курьере», сказал: «Наша задача - спуститься с горы и переебать все стадо». Я выслушал его совет. Но в первый же день работы попросил курьеровцев обращаться ко мне на «ты». В «Коммерсанте» любой намек на выканье карался штрафом, а я не мог изменить привычкам.

Но стыдно мне было не только за Увайдова. Поначалу я легкомысленно пообещал журналистам, что поставлю в первый свой номер их обращение к губернатору Гордееву с требованием вернуть моего предшественника Дмитрия Дьякова, а потом сам же его снял с полосы. Меня, как и ребят, переполняли эмоции. С одной стороны, я переживал за Дьякова (он переходил директором в областную типографию; как там что сложится, было неизвестно), с другой, - за профессию и чувства коллег, с третьей, - за дочку. «Ну останусь после первого же дня без работы, - размышлял я, - поступлю по совести, но дальше-то что?». «Гоголевская унтер-офицерская вдова ты, которая сама себя высекла, вот что!» - отвечал разум. Совесть подсказывала, что руки о газету пачкает не только Увайдов.

Из книги Константина Чаплина «Исповедь коммерсанта»