Земщина. Воронежский историк Аркадий Минаков о национальной форме самоуправления русского народа

Многие ли русские люди, даже образованные, знают значение слова, вынесенного в заголовок? Между тем земщина или земство - традиционная самобытная форма национального самоуправления русских, просуществовавшая несколько веков и позволявшая решать самые насущные и острые проблемы русской жизни. Земщина была целостной системой национально-государственной инициативы: от волостного крестьянского мира-общины до общенациональных Земских Соборов, своими приговорами-решениями определявших исторический путь русского народа.

Для начала определимся с терминами. По Далю, земство - то, что идет от земли, от крестьянства, или же выбранные землей люди. Под земщиной современные историки чаще всего понимают земли, не вошедшие при Иване IV Грозном в опричнину, то есть территорию, на которой царь искоренял боярскую крамолу. Но у слова «земщина» есть и другое значение: земцы, люди земли в совокупности. Именно в последнем значении мы и будем его использовать.

Существует устойчивый стереотип о том, что самодержавная монархия была царством тирании, произвола, татарщины, кнутобойства, тысячелетнего рабства и прочего. Между тем земская Русь возникает при первом самодержце Иване IV (в 1547 году именно он первым был венчан на царство, принял титул царя). При нем началась эпоха грандиозных преобразований, затронувших важнейшие сферы русской жизни.

В 1550 году был составлен Судебник - свод законов, который законодательно оформил земское начало на Руси. Ранее в городах и волостях государевы кормленщики (за службу они получали от населения кормы - натуральные или денежные повинности), поставленные сверху, постепенно заменялись выборными «лутчими людьми», которые были «добры и прямы и всем крестьянам любы».

В 1556 году кормления были вовсе отменены, и воеводы стали разделять власть на местах с губными и земскими старостами. Старосты занимались разбором уголовных дел, раскладкой податей, ведали городским хозяйством, разверсткой земли, то есть основными нуждами посадских и уездных людей. Черносошные крестьяне, посадские, служилые люди, словом, земщина, выбирали целовальников (то есть присяжных заседателей в судах, которые давали присягу на честность, целовали крест), без которых не мог состояться ни один суд.

Администрация не имела права арестовать человека, не получив на то согласия старост и целовальников, в противном случае те могли взыскать с воеводы за бесчестье и освободить арестованного. Кроме того, земщина имела далеко не формальное право жаловаться государю на управителей.

Здание земщины увенчивалось Земскими Соборами, созываемыми по инициативе самодержца для совета по важнейшим вопросам русской жизни. Эпоха Земских Соборов продлилась свыше века (1550-1653 годы), оставив глубокий след в национально-государственном сознании.

Таким образом, выборное начало отнюдь не противоречило монархическому принципу, напротив, земщина как раз оформляется одновременно с появлением самодержавия. В их работе принимали участие наряду с царем, боярской Думой и иерархами Церкви (Освященным Собором) - выборные люди с мест от всех сословий. Соборы решали вопросы войны и мира, осуществляли - в случае необходимости - земский выбор монархов (первым избранным самодержцем был Борис Годунов (1598 год) и т.д.

Наиболее ярко деятельность земщины и практика Земских Соборов проявились в эпоху Смуты начала XVII века. Именно земщина решила исход страшной гражданской войны, сопровождавшейся иностранной интервенцией. Тогда выборный человек всею землею Кузьма Минин и стольник и воевода князь Дмитрий Пожарский создали земское ополчение, чтобы выбить из Московского Кремля поляков, погасить пламень многолетней Смуты и возродить самодержавную власть.

В русских городах заработали советы из представителей всех сословий, а в Ярославле (центре земского ополчения) образовался Земской Собор или Совет всея земли из представителей от служилых людей, составлявших (по преимуществу) ополчение. Собор и стал единственно законной временной властью в стране. После того как земское ополчение выбило из Москвы поляков, временное правительство созвало в Москву выборных «из всякого чина людей для земского совета и для Государева избрания». Судьбу новой династии решило боярство, духовенство, служилые люди, выборные от посадских и всеуездных миров, от черных сотен и слобод, от казаков.

21 февраля 1613 года Собор единодушно избрал царем Михаила Федоровича Романова. В течение первых семи-восьми лет царствования Михаила Земский Собор заседал в Москве почти непрерывно, помогая земским советом решать сложнейшие задачи, стоявшие перед разоренной и обескровленной Русью.

Из наиболее значительных Соборов упомянем об Уложенном Соборе 1648-1649 годов, созванном по челобитьям земских людей при царе Алексее Михайловиче Тишайшем для составления Соборного Уложения, то есть кодекса законов, ведущей идеей коего было, «чтобы в Московском государстве всяких чинов людем суд и расправа во всех делах была ровна». Уложение составлено было удачно, и некоторые его нормы действовали чуть не до XIX века, когда по повелению Николая I был составлен новый Свод законов.

А в октябре 1653 года последний Земский Собор принял решение о воссоединении Малороссии с Московским царством.

Во второй половине XVII века деятельность Земских Соборов, равно как и земщины в целом, постепенно угасает.

Петр I буквально громит земщину. При нем мир, как издревле называлась существовавшая система крестьянского самоуправления и общежития, заменяется фискальной поземельно-передельной общиной. При нем же вводится крепостное право в наиболее отвратительных его формах, обращающих крестьян в крещеную собственность. Решая утопическую задачу вживления Европы в Московскую Русь, Петр мог опираться лишь на лихорадочно создаваемый им на шведский лад бюрократический аппарат.

В итоге произошло почти полное устранение большинства народа от участия в государственных делах. Остатки самоуправления в городах и деревнях получили ласкающие Петрово ухо иноземные названия: бурмистерская палата, ратуша, магистрат, даже - бурмистерская изба. Функции их сводились к выколачиванию непомерных налогов из населения по принципу, который ироничный Василий Ключевский обозначил так: «Чем больше колотить овец, тем больше они дают шерсти».

Тем не менее идея земщины как мысль о восстановлении разрушенной известными государственными потребностями совместной деятельности классов русского общества не умерла. Земщина стала возрождаться в ходе Великих реформ Александра II. Тогда, в 1864 году, вновь были учреждены земства как всесословные органы местного самоуправления. Они постепенно распространились более чем на половину населения Российской Империи. Их не было в западных губерниях, где среди дворянства преобладали нерусские, польско-католические элементы, зачастую враждебно относившиеся к верховной власти; их не было в редко населенных Архангельской и Астраханской губерниях; в Области войска Донского и в Оренбургской губернии с их казачьими учреждениями.

Земства имели достаточно широкую сферу деятельности: предметами их компетенции были самые разнообразные местные нужды (назначение денежных сборов, заведование земским имуществом и капиталом, устройство и поддержание местных путей сообщения, меры обеспечения народного продовольствия, попечение о развитии местной торговли и промышленности, дела благотворительности, взаимное земское страхование имущества от огня, попечение о построении церквей и школ, попечение о народном здравии, меры по охране скота и т.д.). Решать и даже обсуждать какие-либо политические вопросы земствам категорически запрещалось: здесь была прерогатива верховной власти.

Органами земского самоуправления были земские собрания, состоявшие из земских гласных (депутатов), которых избирали раз в три года тремя куриями (группами) избирателей: крестьяне избирали крестьян, купцы - купцов, дворяне - дворян, то есть лично знакомых и хорошо известных всем людей. Число мест распределялось между куриями соответственно сумме платимых ими налогов. Аппарат земств был сравнительно небольшим и подконтрольным гласным.

Земства имели собственные денежные средства: они имели право облагать население специальным земским сбором. Предметами обложения являлись недвижимость (земля, фабрики и т.д.), а также свидетельства на право торговли. Были и другие источники дохода, в том числе централизованные поступления из казны (например, на строительство дорог) и частные пожертвования. Трудно сказать, насколько велик был земский бюджет, жалобы на его скудость проходят красной нитью в выступлениях земской оппозиции, но ей верить трудно.

Мы уже говорили о земствах, деятельность которых разворачивалась в сельской местности, где тогда жило абсолютное большинство населения Империи. Но было и собственно городское самоуправление - Думы, избираемые собственниками-домовладельцами. Гласные Думы избирали городскую управу с городским головой во главе. Сфера их компетенции в пределах города была в общих чертах та же, что и у земств в отношении деревни.

Насколько были широки функции земств? Сергей Ольденбург, русский историк, который после революции оказался в эмиграции во Франции и, соответственно, имел возможность сравнивать, утверждал следующее: «Русские земства имели более широкую сферу деятельности, чем сейчас (в конце 30-х годов XX века. - авт.) имеют органы местного самоуправления во Франции».

На первое место в созидательной работе земств выдвинулись заботы о народном образовании и организации медицинской помощи населению. До начала Первой мировой войны Россия быстро приближалась к введению всеобщего начального обучения (опережая страны Западной Европы и Америку). Земский врач стал типичным явлением сельской жизни. А ведь еще в 60-е годы XIX века крестьяне могли видеть врачей только при освидетельствовании трупов да при рекрутских наборах в армию. За сравнительно короткий срок земская медицина приняла совершенно национальный тип общественного служения, исключающего в принципе преимущество богатых и сильных и конкуренцию на основе личных выгод.

Сейчас мало кто знает, насколько выдающимся явлением русской жизни была земская статистика. Ничего подобного по масштабам не имелось в то время в местной статистике иностранных государств. Главным предметом статистических исследований было крестьянское хозяйство, представляющее тогда основу хозяйственной жизни России.

Помимо всего прочего в начале XX века стали быстро развиваться земская агрономическая и ветеринарная помощь населению, а также кооперация - особенно в период аграрной реформы, связанной с именем Петра Столыпина.

При всем вышесказанном мы далеки от идеализации земской жизни XIX - начала XX веков. У нее были и свои теневые стороны. Можно согласиться с идеологом монархической идеи Иваном Солоневичем, когда тот утверждал, что «реформы Александра II были только очень бледной тенью старинного земского самоуправления Москвы», хотя бы потому, что права большей части русского народа - крестьянства на участие в земской жизни имели формальный характер, ибо земства были по руководящему составу дворянскими. (Имелись, впрочем, земства по преимуществу крестьянские - в Вятской и Пермской губерниях, но они было исключением из общего правила.) Более того, оппозиционное власти и Церкви, оторванное от народа либеральное движение имело своей опорой именно земства.

Анализ истории национального самоуправления ясно показывает, что выборное начало, позволяющее обустраивать Русь снизу, всегда наличествовало в русской истории, а если и ослабевало или почти исчезало, то, как правило, так происходило либо во время иноземных завоеваний (вече исчезает на большинстве русских земель в период татаро-монгольского ига), либо, как ни покажется огорчительным для нынешних либералов-западников, как раз в те эпохи, когда происходили цивилизационные ломки России по западноевропейским образцам (при Петре I и его преемниках - вплоть до Александра II; большевиках, проводящих в жизнь самую прогрессивную к тому времени западноевропейскую идеологию - марксизм; в постперестроечный период роль органов местного самоуправления была практически сведена на нет). 

Тут надо сразу расставить все точки над i. Выборное начало на Руси имело мало чего общего с современным механическим подсчетом голосов безличных атомов-избирателей. Оно органически было присуще миру - крестьянской общине, которая и выступала структурной ячейкой земщины и стоящего на ней здания национального русского государства. Как образно, но не вполне точно, выразился Питирим Сорокин, «под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик».

Действительно, сельский сход и выборный староста решали сами подавляющее большинство внутренних дел деревни. И так - на протяжении веков. Но, конечно, называть общину республикой, а сельский сход демократическим представительством следовало бы с весьма существенными оговорками. Если здесь и была демократия, то далеко не западного и вовсе не республиканского типа. Мир не требовал для себя прав и свобод: на сходах речь шла о распределении обязанностей между членами общины.

Выборность, рожденная в недрах мира, носила иерархический характер как в деревне, так и в городе: десятские - пятидесятские - тысяцкие - посадники, губные и земские старосты, целовальники - в пределе - царь. Общество таким образом структурировалось, плотно и повсюду прошивалось земскими связями. Соответственно, выборы были компетентными: при такой общественной организации жители хорошо знали деловые и человеческие качества лутчих людей, а игра случая здесь сводилась к минимуму.

Такого рода выборность резко сужала сколь-нибудь широкое развитие бюрократии: обязанности выполнялись безвозмездно. Причем власть самодержца отнюдь не рассматривалась земщиной как нечто ей принципиально противостоящее и чуждое, напротив, земские общинные и сословные союзы-корпорации замыкались на верховную власть и до известной степени определяли ее деятельность.

Позднейшая либеральная трактовка земщины как явления, противоположного всему государственному и Государеву, совершенно несостоятельна и применима лишь к кратковременным событиям опричнины (1565-1572 годы) и практике земской либеральной оппозиции второй половины XIX - начала XX веков. Прежде всего земщина была тяглом Государевым, способом поставки лутчих людей для бесплатного обслуживания финансовых, экономических, военных и прочих нужд государства.

Конечно, государство, земский царь (по Далю) опирались на земщину, но и она, земщина, в свою очередь, творилась государством. «Все, что было общественного, вроде крестьянского самоуправления, Земских Соборов, пореформенных земств, обязано своим бытием государственному законодательству», - утверждал блестящий эмигрантский историк Николай Ульянов, подчеркивая роль государственно-монархического начала в русской истории.

Самодержавная монархия непредставима вне общества, расслоенного на множество взаимосвязанных, взаимоохватывающих, находящихся в иерархическом подчинении групп, производящих своей жизнедеятельностью отбор личностей, умеющих решать проблемы, специалистов, неизбежно составляющих всегда и всюду меньшинство, не рвущееся к власти (свойство абсолютного большинства нормальных, психически здоровых людей, занятых любимым делом).

И земщина была системой отбора таких людей, их не надо было искать, они оказывались давно выбраны в каждой общине и привыкли хорошо выполнять свои обязанности. Таким образом, земщина выделяла лутчих людей из всех сословий, обеспечивая высочайшую социальную мобильность. Ведь откуда бралось служилое сословие? Оно версталось вплоть до конца XVII века по преимуществу из черносошных крестьян. Потом, в XVIII веке, на смену земскому отбору пришла петровская Табель о рангах.

Одновременно с поощрением и насаждением земской инициативы самодержавие сглаживало неизбежно возникающую общественную рознь, сводило к минимуму несправедливые притязания отдельных лиц, племен, сословий и областей, входящих в состав Царства (с XVIII века - Империи), заставляя всех и каждого служить интересам государства, предоставляя общинам и сословиям заведовать местными делами в пределах их компетенции, и тем самым превращало русский народ в один громадный организм, единодушно стремящийся к осуществлению своего исторического призвания.

Мало что можно понять в сложной системе взаимоотношений монархии и земщины, если исходить из профанического либерального понимания природы взаимоотношений власти и общества, где власть, государство рассматривается как безусловное, но необходимое зло, требующее всемерного ограничения, контроля со стороны гражданского общества и сохраняющееся лишь в силу печальной необходимости. Либеральная трактовка природы государства почти ничем, таким образом, не отличается от анархической (анархисты считают, что общество вообще может обойтись без государства).

Поэтому-то историкам либерального толка всегда было непонятно, почему самодержавная власть не только не ликвидировала, а, напротив, создавала и поощряла земщины, почему земщина не воспользовалась событиями Смуты и не ограничила царскую власть какой-нибудь конституцией. Обычно либералы указывают на извечное русское холопство, рабский менталитет, невежество, отсталость и прочее, но мы не можем принимать всерьез подобного рода предвзятые метафизические объяснения.

Здесь необходимо обратиться к еще одной важнейшей составляющей русской жизни: Православию. Земщина и самодержавие непредставимы вне тесной их связи с духовной властью в лице Патриарха (до 1589 года - Митрополита), Освященного Собора архиереев и Православной Церкви в целом.

Характерно, что практика Земских Соборов возникает сразу же после того, как в 40-50-е годы XVI века Иван IV несколько раз созвал Соборы духовенства, на которых решались важнейшие вопросы не только собственно церковной, но и государственной жизни. В определенной мере цели власти и Церкви совпадали. Так, самодержавная власть старалась удерживать народ в рамках богоугодного жития, оберегая его от соблазнов и поддерживая всякое благочестивое начинание (можно по-разному интерпретировать реальные цели самодержцев, но субъективно они формулировались именно так).

Нравственная сторона той же задачи требовала не только постоянной связи с Церковью, но и предопределила известное оцерковление государственной практики. Впрочем, оцерковлена была русская жизнь на всех уровнях: так, крестьянская община - первоклеточка земщины - складывалась в христианскую эпоху вокруг Храма. Прихожане выбирали своих священников, а архиереи вместе с Государем - Патриарха.

Все вышесказанное обуславливало складывание того, что впоследствии стало именоваться симфонией между церковью и государством: государство было всецело подчинено религии, а Церковь всецело подчинена государству. Православие выступало своего рода цивилизационной матрицей, задающей все основные ценностные установки русского народа и его государства. Церковь была той средой, в которой воспитывалось миросозерцание, указующее человеку абсолютное господство в мире верховного нравственного начала. Утрата религии при таком ее понимании означала бы распад и смерть нации.

Соборная ответственность перед Богом была реальной духовной доминантой русской жизни, общепризнанным национальным идеалом. В нашей истории не было внутренних религиозных войн, инквизиций, охот на ведьм, папоцезаризма, фанатичного клерикализма, не было истребления целых племен и народов по религиозному признаку, что было характерно для Западной Европы. Россия длительное время оставалась обществом, в котором не так остро и катастрофически (как в то же самое время на Западе) проявлялись - вплоть до начала XX века - классовые противоречия.

Православное воспитание сдерживало сословный и племенной эгоизм на всех уровнях Царства (Империи), вырабатывало особый моральный тип человека, от черносошного крестьянина до царя.

Церковь, самодержавие, земщина, община вместе создавали уникальное равновесие и порядок, тот лад русской жизни, ту соборность, которая, будучи задаваема трансцендентным идеалом («не хлебом единым»), не позволяла частным, сословным, партийным интересам разорвать целостность русского социума. Соборное единение пролегало не только через учет и согласование материальных интересов, но и (прежде всего!) через Божью правду, выраженную в учении Православной Церкви и признаваемую всеми.

Характерно, что первый Земский Собор, так называемый Собор примирения, на котором царь Иван, выступая перед собранными «из городов всякого чину людьми», каялся и обещал загладить все невзгоды лютого боярского правления, мыслился как символический акт, возвращающий народу и царю утраченное в боярских беспорядках предшествующего десятилетия единство. «По всем своим чертам, - утверждал Ключевский, - первый Земский Собор в Москве представляется каким-то небывалым в европейской истории актом покаяния царя и боярского правительства в их политических грехах». Покаяние было взаимным - народ тоже каялся в грехах перед властью.

Анализируя феномен земщины, невозможно обойти проблему сословности, ибо земское начало непредставимо вне сословий.

Каждый гражданин Московского государства непременно состоял в каком-нибудь чине, принадлежал к известному сословию, обязанному отбывать то или иное государево тягло. Русский народ, распределенный на известное число государственных чинов со строгим различием в правах и обязанностях, и был всей землей, исторической земщиной (крестьяне, посадские, духовенство, казаки, служилые люди и т.д.).

Сословие фактически совпадало по ряду признаков с профессиональным слоем. Но сводить сословие исключительно к профессиональному признаку не следует. Сословные обязанности мыслились русским народом и как религиозные, как разные формы общего для всех христианского дела: спасения души. В земском государстве всякое сословие, всякий социальный слой становился основой государственного строения, привлекался к общему служению, вплетался в общую систему иерархических связей.

Все описанное порождало поразительный коллективизм и согласованность, которые на порядок были выше современного корпоративизма любого образца (католического ли, фашистского, японского и т.д.), обеспечивая в исключительно тяжелых условиях не просто выживание, но и невероятно динамичное развитие русского народа, его государственности и культуры.

Земство, безусловно, сыграло выдающуюся роль в русской истории как один из составных, хотя и чрезвычайно важных элементов целостной системы общественных и государственных институтов. Но во второй половине XIX - начале XX веков земская идея была использована в качестве одного из основных лозунгов принципиальной оппозицией против всякой центральной имперской власти.

Так, еще до создания в 1864 году первых земств в революционных эмигрантских кругах земская идея была редуцирована до так называемой теории русского социализма (Александр Герцен), в которой земля, крестьянская община рассматривалась как ячейка будущего самоуправляющегося социалистического общества на анархических началах. А в программных документах экстремистской организации начала 60-х годов «Земля и воля» требование созыва Земского Собора было основным, ибо таким образом революционеры мечтали ликвидировать абсолютизм, а точнее - централизованное государство как таковое.

После 1864 года тут же возникшая земская либеральная оппозиция поставила своей основной целью введение в России парламентаризма западноевропейского образца, разумеется, под эгидой созыва Земского Собора. В тех конкретно-исторических условиях требование, исходящее от горстки людей, не обладавших, как правило, никаким опытом государственного управления, но настроенных крайне оппозиционно, само по себе выглядело утопичным и деструктивным.

Нельзя забывать о том, что наряду с учителями и врачами, не ставящими себе никаких политических целей, в деревню через земство постоянно проникали представители революционных организаций, для которых земская деятельность служила лишь ширмой для нелегальной работы. В случае же их провалов они покрывались либеральными земскими политиканами.

Как же можно объяснить, что в одних исторических условиях земство сыграло однозначно положительную, созидательную роль, в других же - обернулось и разрушительной стороной? Дело в том, что жизнь России в XVIII-XIX веках резко изменила свою направленность и ритм. Прорубание окон в Европу даром не прошло и привело в конечном итоге к мучительному цивилизационному надлому.

Европейничающая туземная знать почти полностью утратила связь с народом в религиозном, культурном, бытовом, даже в языковом отношении. Роль и значение Православия резко упали. Самодержавная власть не только утратила действенную связь с Церковью, но и целиком подчинила ее государственной бюрократии, Земское начало было полностью заглушено. Самодержавие выродилось в абсолютизм западноевропейского покроя, опирающийся не на земщину, а на космополитическое дворянство и бюрократию.

Исчезло, таким образом, уникальное единство всех традиционных элементов русской жизни, по телу православной цивилизации побежали все углубляющиеся трещины, начались процессы деградации всех сословий и в особенности элиты, ставшие очень заметными во второй половине XIX века.

Земскую идею в сложившихся условиях смогли оседлать демагоги, одержимые дворянско-интеллигентскими олигархическими амбициями, вдохновляющиеся социальными миражами, имеющими мало общего с подлинными потребностями государства и народа.

Не случайно Александр II не пошел на создание низовых волостных земств и не созвал Земский Собор, несмотря на настойчивые призывы увенчать здание реформ. Очевидно, что опасения, которые заставили его воздержаться от соответствующих шагов, были до известной степени оправданными. В условиях самоубийственного прогрессистского беснования, длящегося свыше столетия, идти на сотрудничество с некомпетентными, амбициозными, а порой и откровенно разрушительными элементами оппозиции означало бы для правительства своими руками выкопать могилу для себя и русского народа.

Созданная под напором первой антирусской Cмуты 1905-1907 годов Государственная Дума зачастую занималась антигосударственной деятельностью, стараясь по любому поводу и без повода дестабилизировать ситуацию ради того, чтобы покончить с якобы кровавым самодержавием, мало в чем уступая открытым разрушителям - радикалам вроде большевиков и эсеров. Совместная деятельность подобных друзей народа - в кавычках - обернулась в конечном итоге цивилизационной катастрофой Февраля и Октября 1917 года.

Возможно ли сейчас возрождение земщины? По сути, поставлен вопрос о возможности возвращения русской цивилизации к своим глубинным основам. Его остановить невозможно, и рано или поздно возврат к традиционному земскому строю станет неизбежным. Опыт истории показывает, что исходная единица местного самоуправления (община) не должна превышать 2-3 тыс. человек. Только в таком ограниченном земском пространстве, где каждый знает каждого, будет относительно эффективно работать выборность.

Причем система выборов в условиях большой страны должна быть поэтапной: всеобщее прямое, тайное и равное голосование сохранится только на уровне первичных земских объединений, а дальше уже земские органы будут сами себя достраивать доверху, то есть общинные (волостные) гласные будут избирать районных (уездных), районные (уездные) - губернских, губернские - Земский Собор. Разумеется, в подобных органах должны быть представлены все живые и компетентные силы страны - от церковных приходов до профессиональных корпораций.

Предложенный нами анализ и прогноз может быть воспринят скептиками как утопический призыв повернуть историю вспять. В ответ мы укажем на тот очевидный факт, что бесконечное игнорирование собственных цивилизационных особенностей, игнорирование русского пути может привести Россию не только к утрате суверенитета, но и к национальному небытию. Только земщина может быть прочной опорой для грядущего Земского Собора.