Главный инженер Воронежа. 80-е годы Александра Ягодкина

Начало 80-х - сумерки застоя. Нечто как бы мрачное. Но время действует удивительным образом: все плохое тонет в Лете, а хорошее сохраняется. К тому же тогда и небо было голубее, и запахи ярче.

«Интурист» звучит гордо

В те годы инженеров и наладчиков с воронежского завода «Процессор» в разных городах СССР ждали как родных: компьютеры наши были сырыми (шибко быстро делали - по велению Минэлектронпрома) и часто ломались. И мы сами порой выбирали, куда поехать в командировку, - Москва, Ленинград, Киев, Рига, Тбилиси, Калининград, Сочи… Вся страна была перед нами. В Москве, например, нас селили в гостиницы «Белград», «Центральная» и «Пекин» на Горького.

Довелось однажды жить даже в гостинице только для больших начальников. Администратор нам сообщил, что не могут они поселить простых наладчиков, и требовали указать какие-нибудь важные должности. В конце концов меня записали так: «Главный инженер города Воронежа», а напарника - «Замдиректора горисполкома».

Могут ли при капитализме простые инженеры и наладчики жить в таких гостиницах? Да всей их зарплаты не хватит. И никогда мы уже не вернемся ни в «Белград», ни в «Асторию»…

И отовсюду мы везли домой горы снеди и подарков. Затариться нам помогали опекуны; в каждом большом городе у нас был свой человек, которому мы ремонтировали компьютеры в первую очередь, а он обеспечивал нам гостиницы, трансфер и советы. Иногда опекуны, имена которых я помню до сих пор, и сами чем-то нас баловали: доставали нам книги или, например, духи. Из Ленинграда я впервые в жизни привез жене французские духи «Диориссимо», что со временем стало доброй традицией («Фиджи», «Кристиан Диор»). Из Киева, разумеется, всегда привозили настоящий торт «Киевский».

В последний день традиционных командировок в Москву у нас был отработанный маршрут: от Лубянки мы шли по Мясницкой на вокзал группой в три-четыре человека, заходя в каждый встречный магазин и, как саранча, скупали все, чем могли порадовать свои семьи: колбасу, конфеты, пепси-колу, сушеные вьетнамские бананы, шоколадки, апельсины, кофе растворимый, венгерские мороженые куры, игрушки, утки китайские, даже мясо - ночь в поезде оно могло пережить безболезненно.

К вокзалу мы добирались тяжело гружеными, обвешанными, как будущие челноки, сумками-баулами, зато полными предвкушения радости детей и удовольствия жен.

Гостинцы доставались и соседям, и они всегда готовы были к ответным алаверды, но и без гостинцев были нам почти родственниками; ныне таких душевных соседей, которым смело оставляют ключ от квартиры, где деньги лежат, и которые всегда готовы присмотреть за детьми или перетащить мебель, не бывает.

Между джинсами и сапогами

В Ленинграде нас устраивали в гостиницы «Москва», «Астория» и т.п. Как раз после «Астории» мы с напарником и попали в совершенно позорную историю. Командировка получилась успешной, но весьма напряженной, и мы не успели затариться гостинцами для дома. Лишь в последний день судорожно заполнили по сумке замороженным мясом и едва успели в Пулково к своему рейсу. Сдали вещи в багаж, но случился облом: рейс наш откладывали и откладывали по техническим причинам.

Ждать пришлось долго. Мы ловили объявления по аэропорту, докупили в ручную кладь по шесть бутылочек пепси-колы, потом сходили пообедать в кафе по соседству, вернулись, и вскоре нас позвали на посадку. В самолете народ был измучен ожиданием; мужики ругали и погоду, и «Аэрофлот», особенно негодовала молодая женщина с постоянно хнычущим младенцем.

Загудели двигатели, и перед взлетом стюардесса спросила: все ли забрали свой багаж с отмененного рейса? Ее вопрос нас с напарником поразил. А что, надо было забрать?! Ну да, самолет же заменили. Похоже, замена произошла, когда мы отходили пообедать.

Двигатели выключили, и Пулково принялось искать наш багаж. Нашли не сразу, и мы с напарником не поднимали глаз, чтоб нас не испепелило. А потом вдоль самолета покатили тележку с нашим багажом, и я ту картину вспомню и на смертном одре: на большой тележке, обитой цинком, лежали две жалкие, сморщенные окровавленные сумки, под которыми растеклась грязно-розовая лужа.

Все, занавес. Единственным утешением в той командировке стало вот что.

Мы тогда жили в знаменитой «Астории» - правда, с видом во двор, на мусорку. И ленинградский наш опекун предупредил: в универмаге «Юбилейный» завтра выбросят импортные джинсы. Но встать надо затемно, чтоб очередь занять.

Дежурная разбудила нас в полшестого, и через час мы были у «Юбилейного». Тьма, с Невы дул пронизывающий ветер; мы обошли универмаг - ни души. Кой черт нас подняли в такую рань?

А потом из телефонной будки неподалеку вышел мужик и спросил: вы за джинсами? Тогда записывайтесь. Нашими номерами стали 56 и 57. А где народ? Да рассосались все - разве можно простоять на таком ветру до открытия.

Мы зашли в какой-то подъезд и пытались дремать на подоконнике, периодически выходя на разведку. Наконец из служебного входа универмага вышли люди и стали расставлять столы и коробки с товаром. К тому времени в очереди стояло не меньше двухсот человек. Очередь была толстая, жалась к стенам универмага и сильно распухала к голове; там уже начали скандалить, кто и когда занимал и кого здесь не стояло. Появилась милиция и стала выдергивать из очереди тех, кто пытался пролезть вне списка.

В одном месте от стены отвалилось человек десять - их будто сжатой пружиной вытолкнуло, и отчаянные их попытки втиснуться обратно были безуспешны.

Торговля между тем началась, и по очереди загудело: сапоги, сапоги, сапоги…

Оказалось, выбросили не джинсы, а зимние финские сапоги по 90 рублей и осенние австрийские по 140.

Очередь уменьшилась, но не сильно. Почти все, кто стоял за джинсами, теперь стояли за сапогами. И мы стояли. Я переживал за размер - вдруг будут малы или велики. И вспоминал, как в Риге я купил заячью шубку для сына и даже во сне радовался, что везу ему классную вещь, и представлял, как обрадуется жена. Но шубка оказалась ему мала, и ее пришлось продать.

Но в тот раз мне повезло (кроме багажа в Пулково), и сапоги оказались в самый раз. И вообще, все неприятности отваливаются, когда уже дома, в Воронеже, взбираешься с сумками на четвертый этаж своей хрущевки, а там тебя давно ждут, и сын уже раз десять спросил: когда приедет папа?

Дверь распахивается, и наступает один из лучших эпизодов в жизни.

Ну а к сапогам, пепси-коле и мясу - настоящие французские духи «Сальвадор Дали». Вишенкой на торте.

А что, приятно вспомнить.