Звонки вместо войны. Как Киев, Москва и Вашингтон использовали обострение в Донбассе

Пока все ждали выстрелов в Донбассе, в Кремле раздался звонок президента США Джо Байдена российскому лидеру Владимиру Путину. Его можно было бы, конечно, считать последним строгим предупреждением, если бы не предложение встретиться главам двух государств в третьей стране. Заговорили музы, притихли пушки, рубль прекратил падение, но вокруг Украины не успокоилось.

Похоже, что украинскую напряженность лидеры по обе стороны потенциального фронта использовали одинаково - чтобы наладить контакт с новой американской администрацией. И если сперва преуспел Владимир Зеленский, который добился звонка, слов поддержки и важной внешней легитимации в глазах собственной и зарубежной элиты, то теперь вперед вышел Владимир Путин, которому предложен саммит в ближайшей перспективе - пусть и не настолько комфортный, как было с Дональдом Трампом в Хельсинки в формате «Революционеры против глобального истеблишмента».

Телефонный разговор Байдена и Путина стал одной из важных черт, отличающих нынешнюю эскалацию вокруг Украины от той, что была в 2014 году. Тогда операция в Крыму была столь внезапной и тайной, что ее проспали самые искушенные разведки мира. Сейчас о движении войск разговаривают уже много недель.

К тому же и крымской спецоперации, и боевым действиям в Донбассе предшествовала пророссийская гражданская мобилизация на востоке и юге Украины. Она должна была отрезвить революционную украинскую власть, убедить ее учесть российские требования, а в случае неудачи, как, собственно говоря, и произошло, стать оправданием силовых действий.

Сейчас аналогичную мобилизацию внутри Украины, даже спровоцированную и поддержанную извне, невозможно представить. Ее цена была бы слишком высока. А результат предыдущей - рассеченные по живому регионы, боевые действия близ собственных домов, гражданские жертвы и разрушения, полувоенные непризнанные республики - вряд ли устраивают большинство ее участников и демотивируют от аналогичных действий даже нелояльных жителей украинского государства.

Если предыдущая эскалация была похожа на предчувствие гражданской войны, то нынешняя на маневры в преддверии конвенционального столкновения двух государственных армий. Поэтому картина событий напоминает скорее не 2014 год, а другое недавнее прошлое - канун пятидневной грузинской войны. И тогда, и сейчас основа - замороженный конфликт с зашедшими в тупик переговорами и надеждами обиженной стороны на силовое решение.

Так же, как сейчас, перед пятидневной войной шла открытая, почти демонстративная переброска войск, российских и грузинских. Российские даже проводили учения на Северном Кавказе.

Наконец, войне 2008 года предшествовало обострение военной обстановки: на линии соприкосновения после долгих месяцев относительного спокойствия (жители с обеих сторон уже давно закупались на одном рынке) начали интенсивно стрелять, не только из стрелкового, но и из более тяжелых видов оружия.

Именно в обстрелах те, кто пытается рационализировать нарратив о спланированной российской агрессии в августе 2008-го, видят ту самую хитрую провокацию России, на которую неудачно поддался темпераментный Михаил Саакашвили. Сторонники публицистического объяснения продолжают говорить о попытке наказать Грузию за демократию и прозападный курс.

Оба объяснения в чем-то пересекаются с реальностью. Михаил Саакашвили действительно начал штурм Цхинвали после обострения обстановки на линии разграничения. А Россия ответила так, как ответила, прежде всего потому, что Грузия была молодой прозападной (в кавычках) демократией, то есть взяла враждебный России тон и пыталась обменивать антироссийскую риторику на западную помощь. В иных случаях, как видно по недавней карабахской войне, Россия может реагировать на силовое решение постсоветских конфликтов иначе.

У России были мотивы наказать Грузию, у Саакашвили были мотивы готовить штурм. Приближался дедлайн исполнения революционных и предвыборных обещаний восстановить территориальную целостность, а противоречивые сигналы из Вашингтона при большом желании можно было принять за ободрение. Параллельно у президента Грузии могло сложиться впечатление, что небольшой, но модернизированной части грузинской армии хватит для локального блицкрига, который поставит Россию перед свершившимся фактом. К тому же в Москве сидел неопытный и более мягкий Дмитрий Медведев, а Владимир Путин вместе с Джорджем Бушем-младшим открывал пекинскую Олимпиаду совсем в другом часовом поясе - оба вдали от собственных генералов.

Сейчас вокруг Донбасса складывается отчасти похожая ситуация. Есть и зашедшие в тупик переговоры, и обострение на линии огня, и концентрация войск, и учения. И новая, более дружественная Украине американская администрация, некоторые слова и жесты которой, даже сам факт ее появления в Киеве могли принять за ободряющий сигнал. А хорватский сценарий (возвращение Сербской Краины в ходе быстрой и успешной военной операции «Буря») среди украинских лидеров мнений выглядит привлекательнее, чем выполнение минских договоренностей. В Кремле настроения в незалежной и действия ее руководства могли счесть дополнительным фактором риска.

Наконец, у Москвы появился мотив наказать Владимира Зеленского, аналогичный мотиву 2008 года с Михаилом Саакашвили. Зеленский пришел к власти во главе партии мира, но, не добившись его и теряя популярность, совершил демонстративный антироссийский поворот. Из центристской, балансирующей фигуры он за несколько недель превратился в типичного враждебного Москве восточноевропейского политика, который пытается торговать антироссийской позицией на Западе, то есть делает ровно то, что делал перед 2008 годом Саакашвили и что так раздражает Россию. У Москвы должно возникнуть желание показать ему, что у его поворота и у нападения на ее друзей внутри Украины (разгром медийного царства и бизнес-империи Виктора Медведчука) есть цена, которая в зависимости от обстоятельств может выразиться даже в угрозе войны.

Одновременно та же угроза войны должна была показать новой американской администрации, что своя цена есть и у словесных атак с их стороны, и у безоговорочной поддержки российской оппозиции, которую в Кремле считают вмешательством и спецоперацией, и у других подобных вещей.

Однако при всех сходствах с 2008 годом главное отличие нынешних событий состоит в том, что масштабная война вряд ли входит в планы какой-либо из сторон, хотя серьезные нарушения перемирия всегда опасны невольным сваливанием в настоящие боевые действия. В Киеве понимают, что получат моральную и санкционную поддержку в любом случае - независимо от того, кто начнет боевые действия. Но из тех же заявлений поддержки следует, что воевать за Украину, как и в прошлый раз, никто не будет, а в одиночку противостоять российской армии будет непросто.

С другой стороны, и Кремль до сих пор решался вводить войска только на те территории, где рассчитывал на поддержку большинства местного населения. Война 2014 года показала, что на востоке Украины очевидной границы у поддержки нет.

Наконец, звонок Джо Байдена Владимиру Путину с предложением встретиться на нейтральной территории подтвердил, что бесконечная эскалация не входит в планы и новой администрации США. Не входит в них и сделка с Путиным в приятельском тоне за закрытыми дверями. Однако предельно жесткая риторика, включая положительный ответ на вопрос о Путине-убийце, и вообще превентивная эскалация были необходимы Байдену, чтобы начать неизбежный разговор с Россией иначе, чем Дональд Трамп, даже в глазах самых доверчивых сограждан и особенно союзников. Выглядеть лидером, который Путину спуску не даст и за их спиной с ним не сговорится.

Знаменитый в России факт встречи Байдена с самим Андреем Громыко, как ни странно, может помочь предельно жесткому и деловому разговору. Байден выглядит политиком старой школы, которые умели одновременно вести опосредованные войны в третьих странах, бороться за диссидентов и права человека и одновременно разговаривали. Байден тут - наследник классической политической традиции, где трамповскому «Хочу» противостоит «Надо». В частности, новый президент США осознает, что Россия - неизбежный собеседник, независимо от того, права она или нет, потому что не раз демонстрировала, что умеет отстаивать и свою правоту, и свои заблуждения, а также имеет для защиты своих позиций человеческий и ресурсный потенциал.

Военная тревога. Что вызвало и к чему приведет обострение с Украиной