Губернатор - не хозяин. Руководители российских регионов потеряли право даже выбирать себе команду

Правительство внесло в Госдуму законопроект об обязательном согласовании с федеральным Минздравом кандидатур на должности глав региональных органов управления здравоохранением. Соответствующее право уже было у министерства до 2015 года. Формально требование оформляется через поправки к закону «Об основах охраны здоровья граждан». В пояснительной записке авторы законопроекта напоминают, что в соответствии со статьей 72 Конституции РФ координация вопросов здравоохранения находится в совместном ведении федерального центра и регионов.

С начала пандемии руководители региональных медицинских ведомств сменились более чем в 20 регионах, нередко новые министры ранее работали чиновниками московских медицинских учреждений.

Карьеристы и авантюристы

При всей понятной коронавирусной мотивации нововведений они становятся признаком все большей утраты губернаторами политической и административной самостоятельности - формально же именно на них пытаются возложить символическую ответственность за происходящее. Сочетание несамостоятельности и ответственности как минимум плохо мотивирует реальных специалистов: идти на расстрельную должность при невозможности ни на что влиять могут либо легковесные карьеристы - в надежде, что они тут ненадолго и скоро их заберут в Москву, - либо откровенные авантюристы. Ни те, ни другие ничего хорошего не сулят ни регионам, ни федеральному центру.

Губернаторы во многом перестали быть хозяевами собственных администраций, вынужденно работая с отраслевыми комиссарами, которых согласовывает им то или иное федеральное ведомство. Администрации все чаще перестают быть командами, а напоминают набор плохо связанных с другом другом менеджеров, больше ориентированных на профильных московских начальников. В сложившихся условиях губернатор становится просто клерком, но с политической ответственностью.

Ни милиции, ни прокуратуры

Начиналось все, как водится, постепенно. Первым у губернаторов отобрали право влиять на назначение региональных силовиков. Согласно закону «О милиции», принятому Верховным советом России в 1991 году, главы регионов имели право согласовать назначение начальника УВД с федеральным центром. Но применение права вызвало несколько скандалов.

К примеру, мэр Москвы Юрий Лужков в 1999-м не согласился с отставкой начальника ГУВД Москвы Николая Куликова и сопротивлялся назначению на ту же должность Виктора Швидкина. Конфликт продолжался больше года и закончился компромиссным назначением ранее руководившего УВД Курской области и УВД Юго-Восточного административного округа российской столицы Владимира Пронина.

В 2001 году Госдума приняла в закон «О милиции» поправки, которые лишили региональных лидеров права согласовывать назначение начальников УВД. Но право согласования с ними назначений прокуроров, гарантированное Конституцией, у них осталось: прокуроры регионов назначаются генпрокурором по согласованию с соответствующими субъектами (часть 3 статьи 129 Конституции). Правда, в постановлении от 14 июля 1997 года Конституционный суд указал, что вопросы создания и деятельности федеральных органов государственной власти, включая суд и прокуратуру, действующих в субъектах Федерации, «отнесены к ведению Федерации и не связаны с особенностями субъекта РФ». Так что согласие региона при назначении на должность прокурора приобрело формальный характер, реально прокуроры стали гораздо сильнее связаны с интересами федерального центра, чем руководители органов внутренних дел.

После отмены выборности губернаторов в регионах повсеместно появляются вице-губернаторы, курирующие отношения с силовиками (называются они в регионах по-разному, но смысл должности остается неизменным). У них двоякая роль (и порой сложно оценить, какова она в каждом конкретном случае): от урегулирования отношений администрации и силовиков и согласования решений до присмотра за деятельностью самой администрации. Обычно соответствующую должность занимает кто-то из бывших руководителей силовых структур региона (УФСБ, УВД, прокурор и т.д.), но бывает и силовик-варяг.

Ни финансов, ни политики

Второй внутренней вертикалью внутри исполнительной вертикали - после силовой - стала финансовая. Практикой стало согласование с Минфином назначения руководителя регионального финансового органа. В соответствии со статьей 26.22 закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Федерации» руководитель финансового органа региона назначается на должность из числа лиц, отвечающих квалификационным требованиям, установленным правительством.

Практикой стало согласование с администрацией президента назначения профильного вице-губернатора (или иного чиновника, в зависимости от структуры администрации региона) по внутренней политике и даже закрепленных за регионом политтехнологов. Нововведения настолько не скрываются, что особенности подобных распределений технологов периодически освещает федеральная пресса, а близкие к администрации президента технологи открыто их комментируют.

Демонтаж федерализма

2000-2010 годы - период постоянно растущей унификации, когда по все более и более частным поводам принимались все новые федеральные нормы, ограничивавшие права регионов в принятии собственных решений и навязывающие единые стандарты. Происходило постоянное усиление централизации во всех сферах политической и экономической жизни, ослабление политической и экономической самостоятельности регионов, называя вещи своими именами - фактический демонтаж федерализма, замена его на политику выстраивания исполнительной и иных замкнутых на федеральный центр вертикалей. Хотя сама власть (особенно в президентство Дмитрия Медведева) активно использовала модернизационную и иную обновленческую риторику, говоря об образе желаемого завтра и тем самым активно стимулируя эффект ожиданий перемен.

В 2014-м практику согласования назначений глав профильных региональных ведомств ввел Минпромторг, заключая с региональными властями соглашения (формально процедура допускается, но она необязательна). В конце 2018 года правительство предписало губернаторам согласовывать с Рослесхозом (находится в ведении Минприроды) кандидатов на должность регионального министра природных ресурсов и экологии. В мае 2020-го Госдума наделила министерство просвещения правом согласовывать региональных руководителей сферы образования, а сами региональные министры получили право согласовывать аналогичных чиновников городского и районного уровня. Минюст получил право согласовывать региональных руководителей управлений ЗАГС. Нововведения всегда обосновывались необходимостью усиления контроля за качеством деятельности ведомств и повышением их эффективности. Как влияет на качество управления полный отрыв чиновников от интересов и особенностей территории, где они работают, похоже, никого не интересует.

Аналогичная система есть практически в любых профильных ведомствах. К примеру, в 2017 году главой госкомитета по транспорту и дорожному хозяйству Башкортостана назначили 33-летнего уроженца Кумертау Тимура Мухаметьянова, возглавлявшего отдел международных организаций, транспортной политики и регионального сотрудничества в департаменте международного сотрудничества Минтранса. После отставки его предшественника СМИ открыто писали: «Обсуждалось, что Минтранс предложит своего человека», в частности, упоминался Сергей Плеханов, работавший заместителем гендиректора АНО «Дирекция Московского транспортного узла». Однако он не прошел согласование.

Ближний круг губернаторов в результате почти повсеместно сузился до руководителей своих аппаратов, помощников и секретарей.

Сами губернаторы - люди не местные

Картину усугубляет фактический состав губернаторского корпуса. В кадровом подборе большую роль сыграл личный фактор: пока первым заместителем руководителя администрации президента был выходец из Саратова Вячеслав Володин (с января 2012-го по сентябрь 2016 года), число назначенцев на посты губернаторов из местных кадров было максимальным с момента введения назначений в начале 2005-го. Эпоха Сергея Кириенко (который сменил Володина в 2016-м), напротив, сопровождалась беспрецедентно массовой кампанией замены губернаторов в 2016-2020 годах. Новыми назначенцами стали преимущественно варяги-технократы. Минимизация личных и иных связей с регионами назначения и, соответственно, неотягощенность никакими внутрегиональными обязательствами как политического, так и экономического свойства при реализации федеральной политики, вероятно, были ключевыми соображениями при формировании кадровой политики.

Судя по всему, уверенность, что существующие политические и юридические механизмы позволяют провести через выборы референдумного типа практически любого назначенца, в конечном счете привела к тому, что к 2017-2018 годам игнорирование мнения региональных элит при подборе кадров губернаторов достигло максимума за все время фактических назначений.

Особенностью 1990-2010-х было то, что в условиях персонификации российской политики популярность губернатора часто становилась решающим фактором, определяющим голосование, в том числе, за ту партию, которую он поддерживал. Тому есть множество примеров - от Эдуарда Росселя и Юрия Лужкова до Константина Титова. Но на едином дне голосования в сентябре 2017 года стала заметна новая тенденция, отчасти противоречащая тому, как раньше голосовали российские регионы: почти исчезла (то есть сохранилась, но незначительно) дифференциация результатов на губернаторских выборах между политическими тяжеловесами с большим публичным опытом и свеженазначенными, прежде почти никому неизвестными технократами.

К примеру, очень высокие показатели показали новые врио губернаторов (Алексей Цыденов в Бурятии; Александр Евстифеев в Марий Эл; Максим Решетников в Пермском крае; Антон Алиханов в Калининградской области; Николай Любимов в Рязанской области), набрав более 80% голосов, несмотря на чужеродность и (или) минимальный опыт в публичной политике. На их фоне бледно выглядел даже такой политический тяжеловес, как белгородский губернатор Евгений Савченко, - он набрал 69,3%.

Фактически сформировалась ситуация, когда результаты губернаторов лишь в небольшом числе регионов ограничиваются сопротивлением среды и почти любой человек, будучи назначенным губернатором, затем с гарантией получает весомую поддержку.

Три четверти - варяги

Подобное существенное снижение фактора личности (деперсонализация выборов, или менеджеризация губернаторов) представляется прямым следствием фактического исчезновения из выборов фактора внутренней электоральной борьбы. Политико-административная система стала воспроизводить сама себя, а те, кто был способен борьбу вести (даже в 2012-2015-х), были из нее выведены тем или иным способом или утратили мотивацию.

Период, начавшийся с середины 2016 годов, в прессе часто именуют политикой назначения молодых технократов. Не все они были молодыми и не все технократами, а объединяло их скорее слабое отношение к регионам назначения. Например, яркий политик из Екатеринбурга Александр Бурков уехал в чужой для себя Омск. Всего в 2016-2020-х сменилось 70 руководителей в 61 регионе (девять субъектов Федерации пережили двойную смену власти). Наступило время не только самой жесткой за всю новейшую российскую историю ротации губернаторов (сопоставимой только с массовой заменой первых секретарей обкомов КПСС после 1985 года в ходе перестройки), но и самого антирегионального подбора кадров: губернаторы стали напоминать менеджеров в командировке.

Если в 2012-2015-х из 26 новых назначенных губернаторов (не считая избранного вопреки Кремлю Сергея Левченко в Иркутске) варягов было десять (38%), то в 2016-2020 годах из 67 назначенных (не считая избранных вопреки Кремлю Владимира Сипягина, Сергея Фургала и Валентина Коновалова) варягами были уже 49 (73%).

Сам настойчиво транслируемый термин «технократ» говорит в первую очередь о функциональных задачах выполнения поставленных задач из федерального центра и не предполагает значимой самостоятельной политической роли.

Конфликт чужих с чужими

Часть назначенцев периода 2016-2020 годов действительно чистые технократы, ранее работавшие в разных министерствах или корпорациях. Те, кто не занимался ранее публичной политикой, очевидно, просто не имели возможности сформировать собственные политические команды. Максимум их кадровой опоры - их бывшие коллеги и сослуживцы, представляющие обычно узковедомственную специализацию и уже поэтому обычно непригодные для формирования блоков администрации по иным направлениям. Иногда подобный губернатор приезжает в регион вообще без своей команды и длительное время работает с местными кадрами. С другой стороны, даже при назначении губернаторов с собственным опытом публичной политики их самостоятельность в решении кадровых вопросов, как показывает анализ, оказывалась сильно ограниченной.

Почти все назначенцы 2016-2020 годов (а также часть назначенцев более раннего периода) были вынуждены либо мириться с сохранением на какой-то период прежней административной команды (из-за рисков утраты контроля) и становиться скорее символическими фигурами, либо формировать сложносоставные администрации, в которых обычно присутствуют технократические команды по отдельным политико-экономическим блокам в виде выходцев из министерств или корпораций, а также группы представителей местных политико-экономических кланов (как правило, после жесткой отставки предшественника). Друг с другом они иногда находятся в сложных, даже конфликтных отношениях.

Такая кадровая политика - отчасти собственный выбор губернатора и следствие самого способа подбирать губернаторов. Но она еще и транслированный из центра стандарт: новым губернаторам фактически не позволено формировать команды только из своих, даже если они есть.

Регионы без головы

Центр как бы побеждает и символически обезглавливает регионы, выполняя свою давнюю мечту. Что же он получает взамен?

Губернаторы 1990-2000 годов при всей их неоднозначности были в первую очередь политиками. Клиентелы, кумовство, коррупция, несомненно, существовали. Но тогдашние руководители регионов, как правило, хорошо понимали, что для сохранения власти необходимо опираться на неформальные связи и реальную поддержку граждан. Часто система действовала наподобие фильма «Крестный отец»: всеобщая круговая порука, сегодня губернатор помогает кому-то, делает одолжение, а завтра попросит об ответной услуге. Подобные губернаторы всегда могли кого-то неформально попросить, и им почти никто не мог отказать. Своих оппонентов они часто стремились не уничтожать до конца, превращая в непримиримых врагов, а кооптировать, давая им на кормление какие-то должности и структуры. Подобные схемы работали, в том числе, на выборах: чиновники могли идти на нарушения, зная, что система их не бросит.

Нынешняя же технократическая власть холодна и эгоистична: она ни с кем делиться не собирается, оппонентов она стремится просто уничтожить, во многом тем самым и рождая новую городскую оппозицию. Именно поэтому она ни слушать никого не хочет, ни просить никого ни о чем большем, чем положено по инструкции.

Контроль без опоры

Для технократа, несомненно, выполнение инструкций из Москвы важнее, чем учет мнения местных элит и населения. Именно поэтому возникают три больших «но».

Во-первых, ему будет сложно опираться на местные элиты в условиях кризиса.

Во-вторых, то же самое касается населения. Не имеющий личного авторитета губернатор плохая опора и плохой коммуникатор при любой сложной ситуации.

В-третьих, странно ожидать внутренней мотивации к реальному развитию территории от человека, который приехал в командировку, и все знают, что он временно, что тут не будут жить ни он сам, ни его дети, ни его внуки.

Несет ли технократизм плюсы? Да, несомненно. Улучшается соблюдение различных нормативов и регламентов. Губернатор, приехавший в регион временно, в расчете на продолжение карьеры в федеральном центре будет стремиться в первую очередь не испортить биографию. Поэтому он вряд ли будет создавать вокруг себя новые кланы и поощрять коррупцию. Известны случаи, как в некоторых регионах местный бизнес неудачно пытался находить подходы к новым губернаторам: назначенец давал понять, что ни в какие неформальные отношения вступать не будет. Получается больше порядка, меньше коррупции, но меньше и шансов на развитие и грамотный ответ в кризисной ситуации.

Однако если представить ситуацию, что федеральную власть вдруг тряхнет, то на местах может оказаться просто управленческий вакуум - технократы быстро уедут, оставляя административную пустоту. Очевидно, никакой реальной опорой центра на местах они быть не могут. Контроля все больше, а опоры все меньше.

Нельзя без демократии

Где же выход, как расположить губернатора между двух крайностей - более близких к людям автократов и плутократов 1990-2000-х и холодных технократов 2010 года? Как представляется, он - в развитии демократических процедур и системы сдержек и противовесов, уходе от жестких персонифицированных систем, где вся власть фактически принадлежит одному лицу. Граждане должны иметь возможность избирать действительно своего губернатора, и его должен контролировать избранный гражданами парламент. Задача федерального центра не навязывать территориям своих ставленников, а не допускать злоупотреблений со стороны местных чиновников. Тогда реальную опору будут иметь и сами губернаторы, и федеральная власть будет опираться на реальные интересы граждан. Но подобная цель имеет значение только для тех, кто думает о будущем. Однако у чиновников думать о будущем не принято, им важно, чтобы их не уволили здесь и сейчас и чтобы внизу была своя собственная вертикаль.