«Джонсон - хамелеон». Как лейбористы объясняют успех тори на парламентских выборах

Прошло почти два месяца с исторической победы тори под водительством Бориса Джонсона на внеочередных парламентских выборах 12 декабря. Партия, только недавно с треском проигравшая выборы в Европарламент на коленке слепленному партийному проекту Найджела Фараджа и попавшая в парламентский тупик со своим правительством меньшинства, за несколько недель превратилась в триумфатора. Секрет успеха вроде бы давно раскрыт - четкая и однозначная позиция Джонсона по ключевому вопросу британской политической повестки дня - Brexit`у.

К основному фактору обычно добавляют фактор личности лидера тори - так называемую харизму Джонсона. Его способность не обязательно завоевывать полнейшее доверие избирателей, но во всяком случае располагать к себе, притягивать внимание и вызывать симпатию. Внешним обликом, манерой поведения, острым и к месту подобранным словцом, готовностью выслушать, но и аргументированно поспорить.

В Джонсоне есть что-то неуловимо среднее между вождем, лидером, внушающим уважение, замешанное на преклонении перед внутренней (и внешне демонстрируемой) силой (Трамп), и своим, близким рубахой-парнем, с которым можно запросто съесть бургер и запить его «Будвайзером» (Обама).

Особенная харизматика Джонсона постепенно становится предметом заинтересованного и пристрастного интереса - когда улеглась пыль электоральной баталии. И когда пришло время осознать и по-настоящему разобраться: кого же все-таки и почему британцы выбрали для руководства страной на ближайшую пятилетку?! При том, что всем известно - партия, которая победила, называется консервативной. А, стало быть, возглавляющий ее лидер и премьер-министр - тоже консерватор.

Вопрос, однако, в другом: почему британцы доверились именно консерваторам в эпоху крутых и довольно радикальных перемен? Разве нет здесь парадокса? Разве консерваторы не должны сохранять статус-кво и институциональную стабильность?! И не рисковать благополучием нации, ввергая ее в поток перемен с непредсказуемым исходом? Но, если налицо парадокс, не будет ли правильным назвать Джонсона консервативным революционером - при всем оксюморонном звучании определения?

Пока такой идентификации Джонсона и его партии в британском медиа-экспертном сообществе мне слышать не доводилось. А вот другие определения уже подбираются. Как в рядах соратников, так и в рядах жестких оппонентов. То есть - и справа, и слева.

Начнем с соратников и, в частности, со статьи Эндрю Гимсона (Andrew Gimson) на портале Conservativehome.com. В ней автор пытается доказать, что Джонсон в своей политической философии и практической политике принадлежит скорее к типу консерватора в духе британского мыслителя Майкла Оукшота (1901-1990), нежели недавно умершего его коллеги Роджера Скрутона (1944-2020).

С самого начала Гимсон честно фиксирует основную трудность рассматриваемого вопроса: «Почему ты называешь себя консерватором?» Многие из нас каким-то образом убеждены, что мы действительно - консерваторы, но находят, что ответ на вышеприведенный вопрос (который сам по себе звучит неконсервативно) трудно выразить словами, и склоняются к тому, чтобы и не пытаться ответить».

Впрочем, зафиксировав проблему, автор не пытается ее решать, а сразу переходит к характеристике того типа консерватизма, который представлен Роджером Скрутоном. Вернее - не им лично, а теми консервативными публицистами, которые считают, что с его смертью британский консерватизм вообще закончился. Отмечая в качестве особо экзотических черт скрутоновского консерватизма пристрастие к высокой культуре и лисьей охоте, Эндрю Гимсон называет его пессимистическим сельским консерватизмом. И настаивает на том, что с уходом Скрутона британский консерватизм себя отнюдь не исчерпал. И что есть другой вид консерватизма, представленный величайшим консервативным философом современности, как он его называет, Майклом Оушкотом.

Да, пессимист найдет оправдание для своей позиции в любом случае. В эпоху процветания он обратит внимание на то, что восторжествовал презренный триумфализм, что все решают деньги, что уходят старые нравы и обычаи, а новые люди не знают, как вести себя подобающим образом. Если же дела совсем плохи, пессимист заявляет, что его вера в то, что мир катится в ад, подтверждается самым наглядным образом.

Но более основательным и продуктивным Гимсону представляется критическая позиция Оукшота в отношении такой фигуры, которая обозначена им как рационалист в политике. Персонаж, появившийся на политической сцене поствоенной Европы с претензией на полную технологизацию политики и сведение ее к научным основам и принципам государственного управления, дает возможность Оукшоту отвечать на вопрос о том, что такое консерватизм, как бы апофатическим способом. Консерватор - альтернатива политическому рационалисту, который «как и человек, у которого единственный язык - эсперанто, не имеет возможности понять, что мир начался не в ХХ веке».

Эндрю Гимсон пишет: «Оукшот не дает ответов, но разве консерватор ждет ответов? Мы не хотим, чтобы нам говорили, что делать. Или претендовать (с ученым видом знатока) на то, что мы выстроили систему идей - идеологию, которая подходит ко всем случаям жизни и даст нам возможность в любых обстоятельствах знать, как - в согласии с логикой - будет правильно поступать». Оукшот апеллирует к традиции поведения, к системе выработки и закрепления определенных навыков как минимум в двух поколениях. Что позволяет выработать практическую (если угодно - инстинктивную) мудрость. В любой профессии, и в политической - в том числе. Если не в первую очередь.

Как раз в таком отношении Джонсон идеально соответствует консервативной модели Оукшота. Он вырос в семье политика, прошел обучение в колледжах Итон и Бэллиол (Eton&Balliol), в которых студентов готовят к общественной жизни, прививая навыки свободной дискуссии. Эндрю Гимсон отмечает, что Джонсон во времена своего студенчества допустил тяжелейший просчет (grave fault) - несмотря на увещевания учителей, он так и не привык всесторонне фундаментально готовиться к дебатам.

Зато Джонсон развил в себе невероятную способность мыслить, что называется, на месте и использовать всю ту информацию, которую он сумел собрать в самый последний момент. Как изящно выразился Гимсон, он «вырос подготовленным к тому, чтобы быть неподготовленным». Что и придает его общению с аудиторией ауру спонтанности и непосредственности. И что раздражает педантов от политики, которые считают, что все должно быть подготовлено и продумано заранее.

Неподготовленность Джонсона на самом деле оказывается его сильным качеством в том смысле, что он не связан никакими заранее декларированными догмами и способен принимать решения на основе опыта, обстоятельств, инстинкта и интуиции. И чтобы объяснить триумф Джонсона на парламентских выборах в схватке с лейбористами и их лидером Джереми Корбином, Гимсон цитирует Дэвида Юма, который писал о своих современниках - консерваторах XVIII века: «Тори столь долгое время были обязаны выступать в республиканском духе, что превратились благодаря своему лицемерию в новообращенных - восприняв и настроения, и язык своих противников».

По старинной аналогии Джонсон, полагает Гимсон, благодаря своему лицемерию - перенятой у лейбористов стилистике и тематике - может оказаться таким же новообращенным и оказаться ближе к рабочему классу, чем Джереми Корбин. То есть Джонсон, избежав соблазна политического рационализма, станет самым оукшотовским премьер-министром из всех, кто был главой правительства до него.

Вообще-то, Гимсон никакого особого секрета в отношении Джонсона не раскрыл. Странная перемена ролей в ходе голосования на последних парламентских выборах была зафиксирована экспертами практически сразу. Объяснения электоральной аномалии - когда значительная часть лейбористской базы вдруг голосовала за тори - давались разные. Но сам по себе факт серьезного сдвига вправо традиционно левых избирателей из среды рабочего класса признается всеми в качестве некоего не случайного и даже долгоиграющего тренда. Поэтому на леволиберальном фланге британского истеблишмента должен начаться серьезный переполох. Ведь если так пойдет и дальше, то лейбористов ждет совсем не радужная перспектива - на непредсказуемо долгий срок оказаться партией если не маргинальной, то бессильной оппозиции. Так что левой уничижительной критики премьера уже недостаточно, нужно понять, что именно позволило Джонсону (при всех его очевидных для левых отрицательных качествах) перехватить традиционно лейбористский электорат?

Попытка аналитического (хотя и не без откровенно злобных эмоций) подхода к фигуре консервативного премьера предпринята в колонке Сюзанны Мур (Suzanne Moore) в «The Guardian». Уже само название колонки достаточно красноречиво «Высший приоритет левых: познай своего врага». Характерен и подзаголовок - как резюме статьи: «Борис Джонсон - постоянно меняющийся хамелеон. Криками о режиме экономии и неолиберализме его не победить».

Настрой Мур крайне воинственный в обе стороны, но все-таки больше в сторону своих - левых, в стане которых царят уныние и разочарование после декабрьского фиаско. И она начинает колонку прямым вызовом прежнему лидеру лейбористов - Джереми Корбину, которого скоро сменит, скорее всего, Кир Стармер:

«Я собираюсь не хоронить Джонсона, а хвалить его. При всех тех тысячах слов, с которыми я обрушилась в прошлом на него, жестокое, аморальное существо, было бы полной глупостью не признать его достижений. Вы, конечно, можете посчитать меня за мои слова тори - но я не тори. Я просто вдруг подумала, что нытье - не стратегия для оппозиции. Обругивать премьер-министра - дело легкое. А вот чтобы эффективно сражаться с ним, требуются анализ и оперативность - качества, очевидно, отсутствующие у ошметков (the dregs) корбиновского проекта».

Первый результат оперативного анализа, проделанного Сюзанной Мур таков: большая ошибка левых заключается в том, что «мы, левые» зациклены на псевдопроблеме аутентичности. На выяснении между собой вопроса о том, что такое настоящие лейбористы. Пора проснуться - сегодня в лидерах те, кто способен трансформироваться. Причем Мур ссылается на доклад профессора Лондонского университетского колледжа Кена Спаурса (Ken Spours), в котором способность к трансформации обозначена термином «shapeshifting». Собственно, вся колонка представляет собой публицистический пересказ центрального посыла доклада, который заключается в том, «что лейбористам и прогрессивным левым необходимо понимать не только свои ошибки и недостатки, но так же воздать должное политическому искусству Джонсона и Консервативной партии в проведении того, что обозначается как регрессивная комбинационная политика».

И, не вдаваясь в тонкости сложного научного концепта, Сюзанна Мур переводит его на доходчивый язык партийной публицистики: «Джонсон - хамелеон, а современный консерватизм есть оппортунизм, выдаваемый за модернизацию: он способен смешивать даже несовместимые взгляды и адаптироваться к ситуации».

Можно было предположить, что вот он, рецепт победы лейбористов над консерваторами - стать такими же хамелеонами. Однако Мур предлагает нечто другое. В частности: «Левые должны быть оптимистичными, инклюзивными и предлагать видение будущего вместо того, чтобы скандировать лозунги о том, как все вокруг ужасно. Они должны быстро реагировать и соответственно отвечать на все вызовы - как раз те качества, которые напрочь отсутствуют у уходящего руководства. Они так же должны говорить понятным языком».

Словно чувствуя банальность своих рекомендаций на пути к успеху, Сюзанна Мур обращается к древнекитайскому специалисту по военной стратегии, авторитет которого должен, по-видимому, вдохновить британских левых на новые подвиги. И вот цитата из Сунь Цзы: «Если ты знаешь врага и знаешь себя, тебе нечего бояться… Но если ты знаешь себя, но не знаешь врага, на каждую твою победу придется так же и поражение». Из чего Мур делает свой вывод:

«После столь грандиозного поражения было бы прогрессом уже то, если бы предполагаемая оппозиция хотя бы начала познавать себя. Только с помощью такого знания она сможет вернуться в битву». Вроде бы логично - если следовать Сунь Цзы. Однако странным образом рекомендация Мур противоречит тому, с чего она начинала свою колонку, обращаясь к левым: а именно - не заморачивайтесь аутентичностью!

При таких советчиках Джонсон и тори могут немного расслабиться. Пока лейбористы и левые разберутся сами с собой в выяснении вопроса, кто они такие и какими на самом деле они должны быть, глядишь, а уже и Brexit на дворе. Как говорится: с консервативным приветом!